Пирс Энтони - Властью Песочных Часов
Жим.
— Так ты говоришь, что Песочные Часы могут показать людям их будущее?
Жим. Жим. Жим.
Гм-м. Значит, надо сузить вопрос и задать его точнее.
— Могут, да? Но только в определенных рамках? И эти рамки — время моего пребывания на посту Хроноса?
Жим.
Однако на своем посту он пробыл всего несколько дней. Значит, будущего люди увидят с гулькин нос — всего лишь на несколько дней вперед. Плохо. Ему нужно, чтобы они видели вперед по меньшей мере на восемнадцать лет — именно через восемнадцать лет Сатана не допустит Луну к политической жизни и начнется череда необратимых изменений.
Жим.
— Что обозначает твое «да»? Мы можем заполучить эти восемнадцать лет?
Жим.
— Погоди, дай подумать… Я могу вернуться в то время… в канун проигранных выборов… и… и показать миру, в какое дерьмо он ненароком вступает?
Жим.
Однако Нортон уже осознал недостаток такого решения. Никаких страшных зримых изменений не произошло за те восемнадцать лет, что протекли после того, как Луне закрыли путь в большую политику. Ужасы начнутся лишь с приходом Сатаны к власти, а это случится за пределами нортоновского срока в должности Хроноса. Стало быть, он не в силах показать людям грядущий кошмар, ибо Сатане хватит ума не повергать мир во мрак раньше времени. Начнется все крайне мило: больше порядка, больше справедливости. Опытный охотник никогда не спугнет дичь. Сперва он ее приманит и успокоит… Так что Нортону нечего предъявить людям с помощью своего чуда. Только обычный ход вещей — нормальное на любой взгляд будущее.
Жим.
— Что «жим»? Почему «жим»? — немного сердито спросил Нортон. — Ведь не сработает! Никаких ужасов. Какая мне от этого польза?
Жим-жим.
— Сработает?
Жим.
— Ты уверен?
Жим.
— Хорошо, Жимчик. Ты прежде никогда не ошибался. Будем надеяться, что и сейчас прав. Хотя я и не понимаю, на чем основан твой оптимизм. Так что мне делать? Повелеть песку приобрести какой-то особенный цвет?
Жим.
— Какой именно? Пурпурный? Золотой? Оранжевый? Фиолетовый? Серый? Серо-буро-малиновый? Коричневый?
Жимчик отозвался лишь на последний из цветов — тремя «жимами».
Нортон почесал затылок:
— Говоришь, что ни один из вышеперечисленных цветов? Но коричневый — уже «тепло».
Жим.
— Но я перебрал вроде бы все главные цвета и оттенки. А ты ведешь себя так, словно никакой цвет или комбинация…
Жим.
— Никакой цвет? Но ты же…
Жим.
— А-а! Дошло! Никакой цвет — это же прозрачный!
Жим.
— Значит, прозрачный цвет песка позволяет, не поживя в будущем, заглянуть в него и сохранить воспоминание об увиденном. Он делает завесу будущего прозрачной. Так?
Жим.
— Отлично! Давай-ка попробуем! — возбужденно воскликнул Нортон.
Он сделал песок желтым и пропутешествовал над Землей к тому месту, где, согласно подсказке Жимчика, находилась Луна сразу после неудачных выборов.
Увидев, что они в Кильваро, возле особняка Луны, Нортон сказал Жимчику:
— Потерпи, дружок, мне кое-что надо сделать перед тем, как начнутся главные события.
Он повелел песку стать зеленым и протянул руку, чтобы позвонить в дверь особняка.
Но прежде чем он нажал кнопку, дверь распахнулась сама.
Его ждали!
И не одна Луна. За ее спиной были Танатос, а также Марс, Атропос и Гея.
Не иначе как Лахесис предупредила их о его визите и собрала здесь именно в этот день и час. Как все это удивительно! Как трудно к этому привыкнуть: он только что, десять секунд назад, решил зайти напоследок к Луне — а Лахесис это было известно давным-давно!
— Мои камни подсказали мне, что вы уже у двери, — сказала Луна. — Мы все желаем вам успеха в задуманном деле.
А он собирался рассказать ей о своем замысле. Оказывается, в этом нет никакой нужды!
— Но вы понимаете, что если я преуспею, то вас в том виде, в котором вы сейчас, больше не будет. Вы даже не будете помнить об этой жизни. Ни один из вас!
— Мы понимаем, Хронос, — ответила за всех Луна. — Да свершится воля твоя. Ты разбираешься во Времени лучше всех нас.
Она взяла его за руку и нежно поцеловала в щеку.
Нортон вздохнул. Господи, какая женщина!
Потом он помахал всем Песочными Часами и смущенно сказал:
— Ну так что… значит, прощайте…
Было грустно и больно смотреть, как эти мужественные люди ради общего блага вычеркивают восемнадцать вполне счастливых лет из своего прошлого — решаясь прожить их совершенно иначе и не ведая толком, какие повороты и колдобины ожидают их на новом пути…
Нортон сделал песок голубым и стал двигаться в глубь прошлого.
Жимчик подал сигнал, когда они пролетали мимо нужного дня и часа.
Теперь Нортон так набил руку, что попал в нужное место и в нужное время с точностью до минуты.
Он оказался внутри луновского особняка в Кильваро.
Поникшую Луну обнимал не менее расстроенный Танатос. Платочком женщина вытирала следы недавних слез. Сейчас она была на восемнадцать лет моложе, но в этот горестный момент выглядела сорокалетней. И все равно она хороша, подумалось Нортону, и все равно ее глаза — как окна в Рай.
— А-а, Хронос, — устало приветствовала его Луна. — Спасибо, что вы пришли разделить с нами этот тяжелый час.
— Сейчас Луне предстоит встретиться с прессой. Они набросятся, как шакалы.
— Но сперва перед прессой должен выступить я, — сказал Нортон. — У меня есть заявление к человечеству.
— Бросьте, Хронос, — возразил Танатос. — Они и вас сожрут и выплюнут. Не надо вступаться за Луну. Это не входит в ваши обязанности.
— Нет, это очень даже мое дело! Я чувствую себя ответственным за то, что она проиграла выборы и на нее вылито столько помоев! Я обязан исправить несправедливость!
Танатос удрученно покачал головой:
— Вы и не представляете, Хронос, в какой грязи вываляли Луну! Никакая защита не спасет ее доброе имя. Люди доверчивы, а слуги Сатаны хитры и подлы. Надо плюнуть на все и забыть. Иного выхода нет.
— Позвольте мне попробовать, — стоял на своем Нортон.
Луна ласково положила руку на плечо Танатосу и сказала:
— Ты только посмотри на камни правды!
Оба мужчины покосились на каминную доску, где крохотными звездочками светились два обычно серых и неприметных камушка.
— Камни правды говорят, что Хронос прав, — сказала Луна.
— Хорошо, я сдаюсь, — развел руками ее возлюбленный.
Втроем они вышли к журналистам, которые оккупировали поляну перед домом.
Провал Луны на выборах превратился в сенсацию по двум причинам: во-первых, хорошенькая женщина, а во-вторых, публику изумила и заинтересовала развернутая против нее невиданная кампания травли.
