Владимир Ленский - Странники между мирами
И больше года Ингалора занималась только тем, что прислуживала в «Крысе». Она почти не выходила наружу. Возможно, боялась, что не отыщет дороги обратно. Или того, что «Крыса» исчезнет, пока девочка бродит по улицам и по морскому берегу.
Она стала бледной, ее волосы отросли и оказались ярко-желтыми — красивый, редкий оттенок. Она часами водила по ним гребнем.
Когда труппа собиралась на репетицию, Ингалора сидела в своем любимом углу и смотрела во все глаза, однако в разговорах не участвовала и ближе не подходила. Ее никто не трогал. Если Лебовера считает нужным держать при себе эту бесполезную девчонку — пусть. Ему видней.
Все изменилось в один вечер. Готовили сложный номер и ждали Софира, которому предстояло танцевать главную партию — морского божества, оказавшегося в плену, в фонтане. А Софира все не было и не было, и вдруг по всему дому разнеслись крики, грохот падающих предметов и возня — как будто на лестнице дрались. В «Тигровой крысе» трудно было удивить кого-либо подобным шумом, но тут послышался гневный голос:
— Дрянь! Воровка! Тебя выгонят!
Эти бессвязные выкрики почти заглушались отчаянным визгом.
На лестнице показался Софир, который тащил за собой упирающуюся девочку. Ингалора была совершенно обнаженной, и ее тощенькое тельце странно блестело при свете масляных ламп.
Лебовера встал и, приглядевшись, понял, что сверкают крохотные блестки, которыми Софир обычно украшал свои крашеные ногти. Сотни этих блесток Ингалора налепила на себя, точно чешую. Слезы катились по ее лицу, но она не боялась — она злилась и все норовила ударить Софира кулаком в бок. Он ловко уворачивался, а вот от его затрещин девочка уйти не могла: быстрая крепкая ладонь танцовщика то и дело настигала ее.
Остановившись перед Лебоверой, девочка вдруг набрала в грудь побольше воздуха и закричала что есть сил:
— Хочу! Хочу! Хочу!
Это были первые слова, которые она произнесла более чем за год.
Лебовера взял Софира за руку.
— Отпусти ее.
Он пожал плечами и отошел в сторону, страшно разобиженный. До Лебоверы донеслось его ворчание: «Возится с этой глупой дурочкой, как будто ему других мало...»
Лебовера пропустил это мимо ушей. Он провел кончиками пальцев по телу Ингалоры.
— Зачем ты взяла это?
— Хочу, — упрямо твердила она.
— Ты хочешь быть красивой?
Она задумалась, видимо не вполне понимая смысл вопроса.
Лебовера спросил:
— Может быть, ты хочешь танцевать?
— Хочу! — сказала девочка.
Лебовера засмеялся и, держа ее за руку, подвел к остальным.
Софир сказал капризно:
— Она хоть знает, сколько стоили все эти блесточки?
— Я заплачу тебе, за каждую в отдельности, — обещал Лебовера, но таким зловещим тоном, что Софир счел за лучшее опустить глаза и не продолжать разговора.
С тех пор Ингалора начала разговаривать. Оказалось, что она многое успела понять — и почти все запомнила из того, что слышала во время своего сидения в углу.
Сейчас ей было семнадцать лет, Софиру — двадцать один, но выглядели они ровесниками. Худенькая, похожая на мальчика, Ингалора нравилась своему товарищу — возможно, это обстоятельство послужило одной из причин, по которой Лебовера отправил их шпионить за герцогом парой.
Прощаясь с обоими, Лебовера был грустен.
Ингалора пыталась утешить своего учителя:
— Мы ведь не навсегда расстаемся... Лично я намерена вернуться. Вот разведаем, что там на уме у его сиятельства...
Лебовера не захотел говорить об этом подробно. Просто обнял ее и поцеловал в глаза, в нос, в губы:
— Будьте осторожны — вы оба.
По дороге они обсуждали поручение.
— Ты знал, что Лебовера выполняет задания королевы? — спросила Ингалора у своего спутника.
Он пожал плечами.
— Во-первых, я не уверен, что задание исходит именно от ее величества. По-моему, королева вообще не снисходит до того, чтобы марать себя подобной грязью...
— Ты не можешь винить ее за это! — с вызовом произнесла Ингалора. Королева была ее кумиром — идеальной женщиной.
Софир вздохнул.
— Никто — ни женщины, ни мужчины, ни королевы, ни танцовщики — не должен себя пачкать. Но это — в мечтаниях... в мечтаниях какого-нибудь глупого Софира. В жизни всегда кому-то приходится чистить отхожие места.
— Ты не похож на человека, который зарабатывает этим на жизнь, — заметила Ингалора.
Он смерил ее уничтожающим взглядом:
— Это потому, что я регулярно принимаю ванну с душистыми травами. В отличие от некоторых.
— А я не пачкаюсь, — сказала Ингалора с вызовом.
— Во-вторых, — продолжал Софир, — я вообще предпочитаю не думать о том, чем занимается на самом деле Лебовера. Меня это совершенно не касается. Он приказывает — репетировать номер. Я репетирую номер. Он приказывает — ехать в столицу или выступать в Коммарши. Я выполняю. А если он велел мне обременить свою нежную персону костлявой девицей со скверным нравом и тащиться в Вейенто, то я...
Ингалора замахала руками:
— Понятно, понятно! Можешь не продолжать. Ты до сих пор не простил мне те блестки, что я украла.
— Естественно, — сказал Софир. — Ты хоть знаешь, сколько они стоили?
— Лебовера тебе возместил.
Софир развернулся к своей собеседнице всем корпусом.
— Он не возместил и десятой части. Мне подарил их один человек. Человек был так себе, поэтому я с ним больше и не встречаюсь, но блестки у него имелись — просто чудо!
Он вздохнул.
— Идем. Довольно болтать — только время напрасно тратим...
— Ты куда-то торопишься? — удивилась Ингалора. — Наше приключение только начинается!
— Я хочу поскорее вернуться обратно в Изиохон — к морю…
* * *
Музыкантов встретили с распростертыми объятиями, я поначалу Ингалору это даже смутило: она не рассчитывала на столь горячий прием. Все объяснялось между тем довольно просто. Возлюбленная герцога, госпожа Эмеше, всерьез вознамерилась придать своему двору некоторый блеск. За годы жизни с герцогом эта дама успела смириться с тем, что он, по всей вероятности, никогда не назовет ее своей женой. В конце концов, ее это начало устраивать.
Эмеше была младше герцога почти на десять лет. Она рано начала полнеть, но все еще оставалась привлекательной: с пухлыми руками, пухлыми щеками, пухлыми, красиво взбитыми светлыми волосами, госпожа Эмеше зыглядела весьма аппетитно. Она была младшей дочерью очень небогатого дворянина. Еще в детстве она поняла, что судьба, которая ее ожидает, весьма незавидна. В самом лучшем случае она сделается супругой такого же небогатого дворянина, каким был ее отец.
Поэтому когда герцог Вейенто обратил внимание на хорошенькую девушку с невинными круглыми глазками, Эмеше не растерялась. Она оказалась для Вейенто настоящей находкой. Она любила все то, что любил он. Она никогда не вмешивалась в его дела, не ревновала, если он пытался увлечься другими женщинами, не изъявляла желания подарить ему наследника. Один ребенок у нее всё-таки родился, но Эмеше сама отдала его на воспитание за пределы герцогства — и никогда не интересовалась его участью.
