Ольга Погодина - Небесное испытание
Илуге против воли ужаснулся тому, что сделал этот злополучный поход с теми, кто поверил обещаниям принцев. Попадались целые брошенные становища – неприютно хлопали пустые пологи юрт да выли одичавшие собаки… Тяжелое зрелище. Завидев их, ичелуги – в основном одни женщины! – в своих обезлюдевших становищах были мрачны и неприветливы. В их глазах Илуге без труда читал грызущую тоску безысходности: теперь, после этого злополучного похода, племя было обречено окончательно. И вместо былой слепой ненависти в его сердце родилась мучительная жалость, и остатки былых сомнений понемногу растворились в ней.
Много ли чести мстить тем, кто и так стоит на коленях?
Теперь Илуге знал, что старый хан был прав. Как бы он ни пришел к этому, предсказанному ему выбору, – он его сделал. Он не будет больше ночами мечтать о мести этим женщинам и старикам с застывшим в глазах испугом. Он отомстит за женщину по имени Лосса – ту, что вырастила его по приказу матери, за мать Яниры, – но отомстит тем, кто стоял за ослепленными жаждой наживы глупцами. Отомстит куаньлинам. Если, конечно, останется жив.
Еще через два дня равнина сменилась предгорьями, поросшими густым лесом, и сквозь стволы деревьев завиднелась река Шикодан. Они пересекли границу владений охоритов, и здесь людей стало попадаться больше. Все они, узнав, что они едут к Кухулену-отэгэ, становились дружелюбными, показывали дорогу. По их подсказкам они в сумерках выехали на тропу, которую охориты проложили вдоль русла реки, и начали подниматься вверх, в предгорья, к зимнему становищу горных охоритов. Подъем становился все тяжелей, солнце село в розовую морозную дымку и темнота окутала сумрачный лес. Илуге осмотрел измученных дорогой людей и приказал пораньше остановиться на ночлег. По крайней мере топлива здесь вдоволь – в степи зачастую приходилось проводить ночь безо всякого обогрева.
Воины, обрадованные передышкой, разожгли несколько костров, с наслаждением греясь. Кто-то затеял варку мяса в кожаных мешках по джунгарскому обычаю, и над привалом поплыли упоительные запахи. В ранних зимних сумерках под навесом ветвей стройного кедрача было тепло и тихо. Илуге как вожаку похода принесли несколько кусков мяса, захваченных с собой, – зимой можно было возить мясо в сумах, так как, замерзшее, оно не портилось долгое время. Илуге с наслаждением жевал, слушал, как пересмеиваются его люди, как Баргузен, быстро освоившись с обстановкой, уже травит им какие-то свои байки. Баргузену – ему что? Илуге даже где-то завидовал его острому языку и способности дать мгновенный словесный отпор: самому ему при случае все как-то ничего на ум не приходит, а задним умом, как известно, каждый крепок. Невеселый он, должно быть, не бойкий. Что ж, на то Старик и сотворил людей не одинаковыми, а разными, чтобы жить им вместе веселей было.
Какая-то часть его после рассказа Элиры постоянно пребывала в напряжении. Поэтому, – может, ему и показалось? – но когда рядом вроде бы всхрапнула чужая лошадь, Илуге постарался незаметно отойти в тень. Отойдя от костра, он сделал круг, по колено проваливаясь в снег, чтобы подойти к тому месту, откуда, как ему показалось, звук доносился. Его глаза различили тени чуть более темные, чем окружающий их сумрак. Всадник. Один. Какой-то охоритский соглядатай? Джунгарский мальчишка, решивший последовать за ними во что бы то ни стало? Или… призрачный убийца, подкрадывающийся, чтобы напасть? Дыхание у Илуге перехватило: он увидел сквозь путаницу веток светловолосую голову Элиры: откинув меховой капюшон, она о чем-то тихо разговаривала со своими монахами.
Чужак, увлеченный подсматриванием, даже на заметил, как Илуге подошел совсем близко. Однако оружия он в руках не держал и выглядел для призрака слишком живым. Илуге чуть перевел дыхание и снял руку с рукояти меча: убивать не стоит. Он прыгнул чужаку на спину, заломил руку, одновременно сбивая в снег шапку. Послышался всхлип, и он обнаружил, что смотрит в лицо морщащейся от боли Нарьяне.
– Что ты здесь делаешь? – прошипел он ошарашенно.
– Отпусти! – Девушка вырвала руку и принялась растирать ее. – За вами иду, что!
– С ума сошла! – чуть не завопил Илуге. – Немедленно поворачивай назад!
– И не подумаю. – Нарьяна упрямо выдвинула подбородок. – Я пойду с вами!
– Тьфу! – Илуге в сердцах сплюнул. – Это тебе не по чучелам мечом рубить. Я приказываю – назад!
– В некоторые моменты я не настолько уж бесполезна, как кажется… вождь, – язвительно сказала Нарьяна, поднимаясь и стряхивая снег, набившийся за воротник. – Ургашку же ты с собой потащил?
– Ты о чем? Она – наш проводник! – изумился Илуге.
– Ну, раз она может идти, значит, и я могу, – решительно заявила девушка. – И тебе меня не остановить.
– Я – вождь в этом походе. Ты должна меня слушать!
– А, так ты все же берешь меня с собой в поход? – обрадовалась девушка. – Если возьмешь – буду слушать! Не возьмешь – поеду следом на свой страх и риск!
– Я… сказал… немедленно домой! – Илуге и не заметил, как начал кричать.
– И не подумаю!
– Я буду за тебя беспокоиться, – почти простонал Илуге. – Это может мне помешать…
– Нечего за меня беспокоиться. Я – воин, – серьезно сказала девушка. – Или, когда ты помогал нам на тренировках, ты считал, что мы просто дурачимся?
– Но не сейчас!
– Почему? Сейчас! Ты взял с собой слишком мало людей! Я беспокоилась!
– Хорошо, хоть Яниру не додумалась прихватить, – вздохнул Илуге.
Привлеченные перепалкой, прибежали воины, изумившись при виде Нарьяны. Взяв девушку за руку, Илуге потащил ее к огню.
– Иди обогрейся. Но утром – чтоб духу твоего здесь не было!
– Погоди, – вдруг сказала Элира, немало его удивив. – Быть может, даже хорошо, что нам в этом поможет женщина.
– Что-о-о?
– Не думал же ты, что мы будем прорываться в Ургах с боем? – пожала плечами жрица. – Самым лучшим, на мой взгляд, будет вырядиться танцорами. Сейчас в Ургахе наступают Дни Мертвых, и по этому поводу обычно полно странствующих актеров, дающих представления.
– Актеров? Какие из нас актеры?
– Да ты не знаешь ургашских представлений, – отмахнулась жрица. – Все актеры одевают огромные раскрашенные маски и изображают разные сцены из легенд. Они проходят от селения к селению, громко дуют в дудки и гремят в барабаны, чтобы отогнать злых духов. Это создает столько шума, что в нем потонет ваш чужеземный выговор, если вдруг кто надумает с вами поговорить. И потом, их пропускают везде беспрепятственно. Сценки в основном разыгрываются на тему битвы добрых и злых духов, так что все это сродни вашим… шаманским обрядам. А к ним простые люди из суеверия относятся серьезно.
