Екатерина Казакова - Пленники Раздора
В каменной зале, куда её привел Глава Цитадели, было холодно. Ярко горели светцы. На длинном столе, застеленном чистой рогожей, лежало изуродованное нагое тело — истощённое, чёрное от побоев и ран.
Послушники стояли вдоль стен и жадно смотрели на холодно мерцающие железные пилы, ножи, сцепы, разложенные поверх небелёной холстины.
Ихтор и Руста в кожаных фартуках и с закатанными выше локтей рукавами рубах были похожи на мясников.
Фебру дали выпить какой‑то настойки, чтобы унять жар, от которого ратоборца сотрясал озноб. Теперь вой лежал, безучастный ко всему и медленно водил по сторонам мутными глазами, словно пытался кого‑то разглядеть, отыскать хоть одно знакомое лицо. Но все люди вокруг сливались в разноцветные пятна…
Мара с любопытством посмотрела на троих стариков, устроившихся чуть в стороне и жадно наблюдающих за ней и Главой, который её привел.
— Ишь ты, сколько вас тут! — весело сказала Ходящая. — Я до стольких и считать не умею.
Клесх ничего не ответил на это её замечание, только взял за локоть и подвел к столу, на котором лежал израненный ратоборец.
— Делай, что обещала.
Мара посмотрела на Ихтора. Ей казалось сомнительным то, что человек с одним глазом может быть хоть как‑то полезен в подобном деле. Руста у Ходящей вызывал куда больше доверия. Глаза у него два, да и выглядит помоложе обезображенного целителя. Однако, по всему судя, главный среди этих двоих был все же Ихтор. Поэтому волчица обратилась к нему:
— Я, когда Дар отпущу, он как одеревенеет. Будто умрет. Даже сердце станет через раз трепыхаться. Вот тогда и отсекай. Ну и что ты там ещё будешь делать — делай. Потом, как скажешь, я руку отниму, и он очнется. Но учти. Больно ему станет. Очень.
— Не станет, — сказал Руста.
А Ихтор спросил:
— Сколько времени у нас? Сколько Дар держать сможешь?
Ходящая задумалась на миг, а потом ответила:
— Оборота три. Мы шли долго. Истощилась я. Другой раз смогу хоть до вечера. Нынче — нет.
Лекарь кивнул.
Мара склонилась над Фебром и заглянула в мутные от боли и сонных трав глаза.
— Эх ты, уродище патлатое… — прошептала она. — Держись уж, не помирай. Рано.
С этими словами волчица мягко провела рукой над лицом Охотника.
В светлых глазах промелькнуло короткое узнавание…
— Как тебя зовут, помнишь? — тихо — тихо прошептала Мара, склонившись к самому уху ратоборца.
Сухие потрескавшиеся губы шевельнулись:
— Фебр.
Прохладная легкая рука легла на потный лоб, скользнула от бровей к волосам, стирая испарину.
— Страшная ты образина…
Он знал, что последует за этим. Вспышка зеленого света. Холод. И темнота.
Так и случилось.
Ходящая положила ладонь на бедро ратоборца. Тонкие пальцы бледно сияли.
— Режь, — сказала оборотница Ихтору. — Он ничего не чувствует. И крови не будет. Режь смело.
…Мара сбилась со счету, сколько раз меняли лучины, поддерживая яркий свет. Много. Очень много. Её ладони, лежащие — одна на лбу ратоборца, другая на его бедре — отяжелели, сделались будто каменные. Дар Ходящей перетекал в тело человека, и она казалась себе руслом реки, по которому устремляется ледяной поток. Мара утратила счёт времени, только наблюдала отрешённо за работой целителей.
Изуродованное лицо Ихтора было сосредоточенным и ожесточенным, а движения скупыми и точными. На лбу и висках высыпала испарина. Кто‑то из молодших это заметил. Подбежал — вытер полотенцем и тут же, чтобы не мешаться, отступил обратно к стене. Двое ребят постарше следили, чтобы света было в достатке. Ещё один забирал со стола ненужные более ножи и пилы, вдевал в прокалённые иглы тонкие жилки, подавал их, по первому приказу креффа…
Волчица была уверена, что за стенами Крепости стемнело. Не могло не стемнеть. Наверняка, уже глубокая ночь. Впрочем, обо всем этом думалось отрешенно. Разум и тело будто оцепенели. Сила текла от сердца к ладоням. Мир застыл…
— Вест, — позвал Ихтор старшего послушника, который напряженно наблюдал за работой наставника. — Твой черёд.
Невысокий юноша быстро шагнул вперёд и положил ладони на культю ратоборца. С рук полилось ослепительное сияние, от которого у Мары на глаза тут же навернулись слёзы. Она зажмурилась. Но слёзы лились и лились ручьями.
Выучи сменяли один другого, подходя поочередно. Казалось, это никогда не закончится. От запахов камня, гниющей плоти, человеческого пота, дыма и сырости кружилась голова. Хотелось спать.
— Всё, — сказал кто‑то. — Убирай руки.
Она узнала голос Главы и с облегчением отняла ледяные ладони от лежащего на столе человека. Тот дышал едва слышно, как в глубоком сне. Разлепив глаза, волчица увидела обессиливших послушников и Ихтора с Рустой. Лекари, оба бледные от усталости, осматривали дело своих рук. Рядом стояли старики.
— Тут вот скривил, — тыкал пальцем и близоруко щурился дед с жидкой бородёнкой и блестящей лысиной.
— Скривил, — покаянно признал Ихтор. — Но иначе не получалось.
— Ничего, заживет, — проскрипел другой старик — седой и сухонький. — Работа ладная. Никто бы лучше не смог. Разве что Майрико. Да и то я не уверен. Теперь главное — не упустить парня. Нынешнюю ночь я с ним посижу. Седмицу будем зельями опаивать, чтобы в силу вошел. А там поглядим.
Креффы покивали, а Мара на негнущихся ногах обошла стол и посмотрела на то, что обсуждали насельники Цитадели.
Ногу Фебру укоротили до колена. Культяпку обтянули срезанной с бедра кожей, зашили. Девушка видела ровные розовые следы стежков, видела шрам на бедре, откуда брали кожу…
Как же Дар гореть должен, чтобы сотворить такое! Раны, которым полагалось отекать, гнить, исходить сукровицей, ныне затянулись тонкой блестящей кожицей, будто прошло уже несколько седмиц с того мига, как отсекли больную плоть.
Не пожалела Цитадель Дара своих целителей. Что могли — отдали вою, от которого теперь не будет никакого толку… Зачем старались? Для стаи он теперь бесполезен.
Однако волчица с любопытством оглядывала рану, обходя стол с лежащим на нём человеком, то так, то эдак. Она даже не заметила, как тихо стало в зале, как удивленно глядят на неё люди, сколько настороженного любопытства в их взорах.
— Как ты это сделал? — спросила Мара Ихтора и осторожно, кончиком указательного пальца коснулась розового рубца. — Я не верила, что получится…
В её голосе звучало неподдельное восхищение. А потом волчица посмотрела на целителя и спросила:
— Научить можешь?
Лекарь поглядел на неё со смешанным выражением недоумения и растерянности.
В лисьих глазах промелькнуло понимание и Ходящая усмехнулась:
