Татьяна Устименко - Суета вокруг кота
Услышав подобную угрозу, тролли повторно схватились за ятаганы. Маврикий еще крепче прижался к моим ногам, выгнул спину и хищно прижал уши. Похоже, обстановка на кладбище накалялась, что не сулило нам ничего хорошего…
— С ума сошел? — Я возмущенно дернула любимого за рукав, стремясь поскорее исправить допущенную им ошибку, способную стать фатальной. — Опомнись и извинись, нельзя так разговаривать с хранительницей.
— А как нужно? — не понял Кирилл.
— Миром все решать, полюбовно, — разъяснила я. — Вы уж его извините, — снова попросила я вредную бабку, — это он сгоряча. А мы готовы любым образом отплатить за вашу информацию…
— Любым? — Сторожиха так красноречиво глянула на Анри, что он аж покраснел. — Жаль… — разочарованно вздохнула баба Зина. — Вот была бы я лет на тридцать помоложе… — Она ухватила себя варежкой за подбородок и задумалась.
На лбу невезучего дроу выступили крупные капли пота, а на лице появилось такое выражение, что я моментально поняла — он в красках представляет себе то, что случилось бы с ним, будь эта женщина лет на тридцать моложе.
— Эх, да чего там!.. — наконец решилась баба Зина. — Ладно, уговорили. Плати за информацию, принцесса!
— Как, чем? — ошеломленно выдохнула я, сбитая с толку такой резкой сменой ее интересов.
— Чем? — Сторожиха рассмеялась. — А я тебе загадку загадаю: пятнадцать сантиметров в длину, семь в ширину — и очень нравится женщинам?..
Я недоуменно приоткрыла рот, не находя ответа на этот странный вопрос.
Троица троллей дружно вытаращилась на Анриэна.
— Ты это, ты оп-па? — вопросительно приподнял бровь Спинолом.
— Нет, а я-то тут при чем? — багрово покраснел многострадальный дроу. — У меня — больше… — брякнул он и испуганно прикусил язык.
Баба Зина злорадно расхохоталась.
— Кончайте придуриваться! — вдруг выкрикнула Лизка. — Пятнадцать на семь сантиметров — это размер стодолларовой купюры. А вовсе не то, о чем вы, извращенцы, подумали. Долларов она от нас хочет, денег!
— А-а-а! — с облегчением выдохнул Анри.
Тролли разочарованно заворчали, будто их лишили возможности увидеть нечто необычное.
— Не знаю, что такое доллары, — как можно любезнее улыбнулась я, — но, может, вас устроит это? — Выгребла из кармана пригоршню золотых монет и протянула их сторожихе.
Баба Зина потрясенно ахнула и уселась прямо в снег.
Обманчиво крохотный снаружи, внутри домик сторожихи оказался неожиданно просторным и вместительным. Нашлось место для всех, даже для наших габаритных троллей.
— Спать ложитесь, время уже позднее, — суетилась хозяйка, распределяя спальные зоны и раскладывая не первой свежести матрасы с разъехавшимися швами и торчащими из них клоками ваты. — Утро вечера мудренее. Негоже чужим ночью по кладбищу шастать…
Небрезгливые тролли не спорили. Предельно умотавшаяся Лизка, долгое время буквально тащившая на себе нервного Надира, без слов прикорнула под боком у любимого и моментально уснула. Многострадальный Анриэн забился в угол, подальше от неровно дышащей к нему бабы Зины, замаскировался какой-то ветошью и предусмотрительно затих. Я сунула ему в руки сонно мурчащего Маврикия, глянула на засаленную мебель, дернула плечом и вышла на улицу, на свежий воздух. Кирилл последовал за мной.
На задворках домика я обнаружила небольшую лавочку, скромно притулившуюся к кирпичной стене, смахнула с нее снег и уселась, подняв голову к ночному небу. Яркие бриллианты звезд причудливо рассыпались по черному бархату небосвода, складываясь в давно знакомые созвездия. Вон Большая Ладья, а рядом с ней — Малая, Исполин и Охотник со сворой своих гончих… Вроде все как у нас, а угол обзора какой-то другой — непривычный, искаженный…
— О чем мечтаешь? — Кирилл ласково тронул меня за плечо. — Не замерзла? Может, в дом пойдем?
— Душно там, — отказалась я.
Любимый понимающе вздохнул, уселся рядом и обнял, притягивая мою голову к себе на плечо.
— Устала? — с сочувствием спросил он. — Или утратила веру в успех нашего предприятия?
— Еще чего, не дождешься! — строптиво хмыкнула я. — Вера — понятие относительное. А сильнее веры в богов и удачу может быть только вера в себя… — Я помолчала, а потом нараспев продекламировала:
Судьба меня не раз ломала,
Кричала: «Брось груз, не неси!»
Но я хрипела и стонала,
Себе сто раз напоминала —
Не верь, не бойся, не проси.
Разбавив сильно слезы кровью,
Ее дразнила: «Укуси!»
Не поступилась я любовью,
Твердила в пику многословью —
Не верь, не бойся, не проси.
Друзей немало потеряла,
Хотя молила: «Их — спаси!»
На злато честь не променяла
И принципу не изменяла —
Не верь, не бойся, не проси.
Враги и те перед судьбой
Вразбежку, словно караси,
Уплыли следом за водой,
Позволив мне вершить самой —
Не верь, не бойся, не проси.
Века минуют, все мы сгинем,
Хоть Богу просьбу вознеси,
Но грех с души, конечно, скинем,
Коль прежней силы не отринем —
Не верь, не бойся, не проси.
— Изумительные стихи! — восхитился Кирилл. — Чьи они?
— Королевы Алиеноры, — с такой гордостью, будто сама их сочинила, сообщила я. — Можно сказать, что она — мой кумир. Ну та самая, которая родила полукровку… Помнишь, я тебе рассказывала?
— Помню, — кивнул любимый. — И не понимаю, откуда она черпала силы для борьбы за свое счастье… А еще, вообще ничего не понимаю в происходящих вокруг нас чудесах, — пожаловался он. — Ну как такое возможно, чтобы хибарка, внешне крохотная, изнутри оказалась больше моей квартиры?
— Пересечение миров, — пояснила я. — Грань как раз проходит по территории этого кладбища. Отсюда и его особенная сила. В таком месте возможно всякое…
— Точно, — подтвердил грубый голос, и из-за угла домика вышла баба Зина. — Место тут особенное. Поговаривают, будто раньше здесь располагался то ли древний могильник, то ли святилище какого-то всеми забытого бога. Точнее не скажу, возможно, что все это просто сказки…
— Вот-вот, чем меньше знаешь, тем больше накручиваешь, — тихонько усмехнулась я, склонная скорее поверить собственным ощущениям, чем в какие-то сомнительные байки.
— Раньше… А вы-то сами давно тут живете? — насторожился бдительный Кирилл.
— Я-то?.. — Женщина бесцеремонно пихнула его в бок, требуя подвинуться, и умостилась рядом с нами. — Хм-мм… — задумалась она, загибая пальцы и беззвучно шевеля губами, похоже, что-то подсчитывала. — Да, выходит, лет восемьдесят уже…
