Андрей Круз - У Великой реки. Поход
В воротах двора показалась бегущая Маша с по-прежнему пугающе светящимися раскалённым серебром глазами. Да что они, с Лари вместе, сговорились, что ли, так светить здесь вперегонки? Но кроме магии она и «маузер» не забыла, за что хвалю. Полезная привычка.
Подбежала сначала к Лари, затем ко мне. Присела рядом на колено, спросила:
— Где оно?
— В сарае, — ответил я.
— Я его не чувствую больше, — удивилась Маша.
— Я тоже. Магия иссякла.
Глаза её быстро потухли. Я не удержался, спросил:
— Что это было?
— В смысле? — не поняла Маша.
— Ну… — я показал нечто неопределённое пальцами, — с твоими глазами.
— Заклинание видения магии. Любой. А что, красиво получилось?
— Пугающе.
Она лишь самодовольно улыбнулась. Дите малое, даром что колдунья, но ещё не наигралась в новые игрушки. Пугать ей нравится, понимаешь…
— Что делать собираешься? — спросила она.
— Пока не знаю. Пока хочу эту дрянь из сарая не выпускать. Как минимум до рассвета.
— А сейчас сколько времени? — удивилась она.
— Двадцать минут третьего, — ответил я, глянув на часы.
— И ты собираешься всё это время ждать?
В её голосе прозвучало настоящее изумление. Я её начал разочаровывать. По всем канонам приключенческого жанра охотник должен был броситься в сарай, вступить в рукопашную с монстром, вывести его оттуда на поводке, рыдающего от стыда и раскаяния. И тогда уже можно жениться. А я вроде как в сарай не рвался, разрушая свой благородный образ борца с нечистью в глазах девушки.
— Сколько же это ждать? — уже явно начала подстрекать меня к активности Маша.
— Часов до семи утра, насколько я понимаю, — притворно зевнул я, располагаясь поудобней. — Сейчас жандармы всё оцепят, и буду думать дальше. Может быть, разрешат весь сарай спалить, тогда вообще проблем нет.
Действительно: за забором уже вовсю суетились. Слышался топот людей и даже звуки моторов. Ещё через минуту во двор забежали староста с жандармским вахмистром. Один АТЛ-П встал прямо в дверях, направив свет фар и пулемёт на сарай — Лари им показала, где враг. Ещё несколько жандармов с фонарями и карабинами распределились по двору, совершенно перекрыв пути к отходу спрятавшейся твари.
— Ну что, господин Волков, обнаружили злодея? — спросил староста, подходя ко мне.
— Вроде того, — кивнул я. — Трактирщик ваш хулиганил, господин Ветлугин. В целях личной наживы.
— Это как? — удивился жандарм.
— Вот так, — сказала Лари, подходя сбоку. — Нашёл способ в бхута превращаться.
— Бхута? — поразился я. — Это бхут был? Я думал, что бхуты — это легенда. О них даже в книгах так пишут.
— В книгах много глупостей пишут, — пожала плечами демонесса. — А я его сразу распознала. Перевёртыш, но серебра не боится. И «покрывало тьмы» — только бхут его умеет так легко призывать.
— Погодите, погодите… — прервал её староста. — Что за бхуты?
— Чуть позже расскажем, — ответила Лари. — Пошли?
С этими словами она повернулась ко мне. Сказано было таким будничным тоном, что я даже не понял, куда она меня зовёт, и пошёл следом. И лишь у самых ворот остановился и в изумлении спросил шёпотом:
— Стой! Это куда мы? Жить надоело?
— Как куда? — не поняла меня Лари. — Привести злодея жандармам. Ты что, ещё не понял?
— Чего не понял?
— Почему он приказчика не разорвал до конца?
— Ой, блин… — Я треснул себя ладонью по лбу. — Ну конечно!
— Именно. Ему сил не хватило, амулет долго не действует, — прошептала она в ответ. — Пошли за ним, только тихо! Нам ещё награду получать, не надо давать понять, что дело уже прошлогоднего яблока не стоит.
— Ты права, — пробормотал я, перехватил ружьё чуть воинственней и направился в ворота вместе с Лари.
В сарае было почти пусто. В углу стояли бочки, от которых несло соляркой, на них сначала упал луч моего фонаря. В середине просторного помещения стоял на подставках и деревянных чурбачках полуразобранный грузовик со снятыми колёсами. А в дальнем углу сидел, прислонившись спиной к стенке, трактирщик Ветлугин. Досталось ему здорово, даже несмотря на ту форму, в которой он пребывал во время нападения. Руками он зажимал рану на животе, из которой сочилась кровь. В трёх местах брезентовая куртка была прожжена, за ней виднелась голая, почти обугленная кожа. Чёрная хламида с капюшоном валялась рядом, изорванная в клочья.
С оборотнями вообще так обычно получается. Если его ранить в одной форме, а потом он принимает другую, то зачастую раны пулевые превращаются не пойми во что, ожоги могут обернуться порезами и так далее. Вот и сейчас выглядело всё так, как будто он не получил несколько пуль с фосфором, а то ли его ножом ткнули, а потом факелом потыкали, то ли что другое с ним делали. А все пули, сдавленные и оплавленные, лежали возле него на утрамбованной земле — тело, превращаясь, вытолкнуло их из себя.
— Ну что, Петрович… — окликнул я его. — Доигрался хрен на скрипке?
Лари не сказала ничего, но у неё из опущенной руки упругими змеями бесшумно развернулись два стальных хвоста латига. Увидев тифлинговский кнут, трактирщик вздрогнул. Знал, наверное, что это за оружие. Или не знал, но и так всё было понятно. Глядя на латиг, понимаешь сразу, что этот кнут вовсе не для того, чтобы погонять быков в упряжке, — латигом этих быков можно убить путём перерубания пополам.
Черты демонессы исказились, совсем чуть-чуть, но стали вдруг хищными и злыми, как у оскалившегося леопарда.
— Куда дел амулет? — спросила она.
Голос тоже изменился. Стал ниже, в нём появилась какая-то дополнительная нота, как будто у демонессы в горле что-то клокотало. В свете фонарей её белые острые зубы отливали вообще голубым, в глубине глаз мрачно мерцали зелёные огоньки. Ой, какая с нами страшная дамочка… Мороз по коже. Даже и не дамочка, а жуть хищная. А мы и не знали, думали, что всё ей хаханьки, ходит — попой крутит, шуточки шутит, колдунью нашу попугивает. А знал бы раньше… И Васька-некромант с такой бы шутки шутить заопасался наверняка.
Ветлугин тоже проникся. Сразу же проникся, как увидел это изменившееся лицо. Вжался в стену, рванул дрожащей рукой с шеи какой-то кожаный мешочек с медной застёжкой вроде как у кошелька, подвешенный к шее, отбросил ей под ноги. Тот едва слышно звякнул, упав на землю. Лари присела грациозно, подняла талисман рукой, на которой явственно обозначились недлинные, но острые когти, хотя изящной её ладонь осталась по-прежнему. Откуда и взялось что?
— Видишь? — показала она мне свой трофей, при этом лицо её опять менялось на глазах, возвращаясь к привычной улыбчивой красоте. Она даже брови вновь приподняла шутливо-удивлённо, как сделала бы школьная учительница, вытащив у ученика из-под парты альбом с непристойными картинками, как бы говоря: «Ой, а что это я нашла?»