Ольга Романовская - Будни тёмного мага
Даже ругать Сира не осталось сил.
Апатия. И мучащие противоречия: может, не следовало её слушать? Она ведь не понимала, во что ввязывается, а я-то знал! И потворствовал. Что, отобрать нож был не в состоянии? Был — а помог умереть, добил.
Муж или тёмный маг? Я прекрасно знал ответ. И отец мой знал…
Утешил себя тем, что сделал всё чётко. Дана и не почувствовала.
Покосился на нож, разжал пальцы. Падая, он царапнул по руке — пускай.
Поднял голову, посмотрел на сына:
— Ты должен был сказать.
Да он и сам это понимал, как и понимал, почему я так поступил. Надеюсь.
Если бы я нашёл её письмо раньше!
Провёл пальцами по волосам Оданы, вглядываясь в остекленевшие глаза, потом постарался отрешиться от чувства вины и понёс свою скорбную ношу домой. Душа ещё крепко связана с телом, я сумею.
Легкомысленная, это ритуал для мага и помощника, то есть для людей с даром. А Дана… Она же не выберется, её банально не пустят. Можно подумать, что грань — бульвар для прогулок! Местные демоны утащат её, беззащитную, и всё.
Так, спокойно, пока она ещё жива. Для тебя жива. Вот если связь истончится, тогда можешь выть.
Крепла и росла ненависть к медирским родственникам Оданы: они отняли её у меня, они виновны в случившемся. Наверняка просили помочь. Пожалуй, навещу их. И если отыщу в воспоминаниях хоть один намёк… Даже если не отыщу. Кто-то должен ответить.
Постарался отрешиться от чувств: они будут только мешать. Попросил Сира ассистировать: заодно посмотрит. Да и мать всё-таки…
Марта и Анже покосились на окровавленную Одану у меня на руках. Одинаково, так, будто я её убил. Это неприятно кольнуло: вот, значит, как вы ко мне относитесь!
А ведь убил…
Хадершет, да не для опытов, не из ревности, не со злости! Хоть ты, Анже, подумай: разве я мог?!
— Потом объясню. И не надо поминать Светоносного! Но молиться, Марта, молись, чтобы сумел вернуть. Если что, поживи с детьми. Деньги… Деньги через Сира покажу.
Даже кухарка поняла, на что я намекал. А я и не скрывал: могу не вернуться. Или не захочу возвращаться.
Сбежавшиеся на причитания Марты дети молчаливо переводили глаза с Оданы на окровавленный нож в руках Элькасира. На него, к слову, никто не подумал, исключительно на меня. Но ни Рэн, ни Орфа не осуждали: просто констатировали факт и не понимали, зачем это понадобилось.
Быстро прошёл в кабинет, велел Сиру плотно закрыть дверь.
Интересуешься некромантией? Смотри!
По моей указке сын достал нужную книгу, начал читать. Я старался запомнить каждую деталь, одновременно готовя всё к ритуалу.
Аккуратно положил Одану возле зеркала, снял с шеи амулет, надел на неё. Подумав, прикоснулся к телу кольцом, втягивая смерть.
Да, пусть лучше будет у неё на пальце.
Ещё тёплая, но кожа трупа быстро стынет…
Правильно, именно так её и нужно воспринимать — как абстрактное мёртвое тело. Твои самобичевания и беззвучные стенания делу не помогут. Да и не при свидетелях, пусть даже свидетель — собственный сын.
— Так, сейчас ты выйдешь. Зайдёшь минут через семь, будешь следить за моими глазами и пульсом. То, что взгляд застывший будет, — это нормально, как и замедленный пульс. А вот если он и вовсе пропадёт, а глаза закатятся, окликнешь меня. Ментально, разумеется. Только очень громко. Обязательно дождись ответа. Если и после третьего окрика его не будет, ничего не делай, никуда не лезь. Все когда-то умирают, а мы… — я усмехнулся, — мы и сами смерть, и вечно ходим по лезвию ножа.
Элькасир сглотнул, испуганно взглянул на меня, попытался возразить — пришлось насильно заставить покинуть помещение.
Руки трясутся…
Рога Тьхери, это самая важная и сложная вещь в моей жизни. Даже если она окажется лебединой песней, я не обману ожиданий супруги. Ты вернёшься, несчастье моё, обещаю!
Сбросил покрывало с зеркала, коснулся его, вызывая лёгкую рябь. Закрыл глаза, пытаясь поймать исходящие от него волны. Обычное зрение всё равно пока бесполезно.
Вот он, холодок, щупальцами вцепляющийся в сердце.
Зеркало активировалось, значит, теперь знак, цепочки рун, связывающиеся в полукруг, едва слышным шёпотом срывающиеся слова. «Отдаю себя грани…». И всем своим существом, мысленно широко раскинув руки, оставив якорь-зацепку в этом мире (надеюсь, крепкую) позволил душе покинуть тело и устремиться вслед за душой Оданы, уже утонувшей в зазеркалье.
Ниточка держит, я жив, но если сделаю что-то не так… Безусловно, опыт не пропьёшь, но не все некроманты возвращаются. А я всё же не некромант.
Если что, и тела не останется. И умру дважды. За особые возможности — особая «честь».
Грань, встреча с ней не окажется незамеченной.
Невыносимая боль налила грудную клетку, я с трудом дышал. Мог бы — не дышал вовсе. Буферное пространство сегодня на редкость неласково, сминает кости, с особым усердием сдавливает, сплющивает. Его задача — убить меня, превратить в дух. Либо заставить повернуть. Но, драконья печёнка, я не сделаю ни того, ни другого.
Сжав зубы со скрежета, борюсь с болью, с отсутствием воздуха, с бешено пульсирующей в висках кровью, казалось, готовыми вытечь глазами. Да, теперь я открыл их: грань полна сюрпризов. И не все их почувствуешь. А, пока жив, мне доступны оба вида зрения.
Вязкий зеркальный лабиринт стремиться удержать, заставить свернуть не туда, но он мне знаком. Более-менее. В четвёртый раз иду.
Без зеркала бы не смог: увы, с помощью крови и энергетических разломов окно в тот мир открывать не умею, только с помощью артефакта Белого магистра однажды оживил покойничка. И не желаю учиться, признаться: истинные некроманты с рассудком не дружат. Да и работёнка паршивая.
Так, связь с телом цела — самое главное. Её ни в коем случае нельзя потерять, нужно постоянно посылать импульсы, стимулируя работу органов.
Вот уже и туман. Нырнуть в него, рассекая серое безвременье тишины. Там часто теряются, потому что исчезают все ориентиры. И боль, к слову, тоже.
Мне нужно тепло. Поймать след и идти по нему.
Грани не нравится самоуправство: она опять начинает игру, но я выигрываю. Я не отдам себя ей, я сильнее.
Всё, морок рассеялся, я стою посреди унылой равнины. Где-то здесь душа Даны, душа того мальчонки и злосчастный артефакт. Никогда не был ловцом, не уверен, что получится обмануть ловушки. Но выбора нет: лучше уж я, чем жена навсегда и безвозвратно погубит себя.
Проверил запас энергии — хоть он радует.
Кольцо должно помочь Одане даже после смерти: не позволит просто так разодрать душу на кусочки, превратить в часть тумана, периодически накрывающего загранные пространства. Станет частью Загранья. Оно, увы, мне совсем не подвластно. Если по грани (или Грани, как уважительно называют её многие) я ходить могу, недолго, но всё же, то там на равных правах с душами. То есть труп, холодный и склизкий в вещном мире, и что-то бесформенное здесь.
