Рик Янси - Ученик монстролога
— Да, — сказал Старр.
Приступ кашля согнул его пополам, а когда он снова выпрямился, лицо его было цвета спелой клубники. Слюна повисла на небритом подбородке. Уортроп с отвращением отвернулся.
— А когда закончилась война?
— Он предложил собственное финансирование, — признался Старр. — Он не мог это бросить.
— Не мог бросить? Что? — не понял Уортроп.
— Я думаю, ваш отец привязался к этим чудищам, даже полюбил их. Ну, как любят домашних животных или детей. Я не хочу обидеть вас, Уортроп. Но он очень заботился о них.
— А вам было все равно, от кого получать деньги?
— Уортроп, — ответил Старр снисходительно, — на самом деле, эти… — Он неопределенно взмахнул в воздухе скрюченной рукой, как бы подбирая нужное слово: — …эти так называемые пациенты — это отбросы общества. Они попадают сюда, потому что они в буквальном смысле слова больше нигде не нужны. Все они сумасшедшие — большинство преступники, а другие по уровню мышления — овощи. Это — человеческий мусор, ядовитый для здоровых людей. Они могут гнить здесь или быть принесены в жертву благому делу.
— И что удобно: если они исчезнут, их никто не будет разыскивать.
Старр кивнул, довольный тем, что Доктор его понимает.
— И вы сдержали свое обещание, — подтолкнул его к продолжению Уортроп. Челюсти его были сжаты, но он твердо решил узнать правду, какой бы она ни была. Монеты поблескивали при свете лампы. — Каждый месяц, пока отец не умер и деньги не перестали поступать, вы отправляли в Новый Иерусалим две-три жертвы.
— Нет, нет, нет, — возразил Стар. — В целом, правда. Но в деталях… Сам я никого никуда не отвозил. У меня всегда был для этого специальный надежный человек. И я не прекращал поставки после смерти вашего отца.
Уортроп был ошеломлен.
— Что значит, не прекращали?!
Рядом со мной Кернс пробормотал:
— Не может быть.
Доктор схватился за голову. Он рухнул в кресло и уперся локтями в раздвинутые колени. Теперь он говорил, обращаясь к своим сапогам:
— Почему вы не прекратили поставки?
— Ваш отец умолял меня продолжать кормить их. Он основал фонд их защиты. Его беспокоило то, что этот эксперимент поставил его в безвыходное положение: у него не было больше выбора. Если бы им прекратили давать еду, они бы просто начали добывать ее сами. Я согласился с ним. Джинн был выпущен из бутылки, ящик Пандоры открыт, действительно не было другого выхода, как продолжать их кормить.
— Или стали бы умирать настоящие люди, — добавил Кернс.
Он кивал и улыбался коварному старику, как будто говоря всем своим видом: уж мы-то с вами понимаем друг друга.
— Да! Именно так! — охотно закивал Старр. — Так что после его смерти ничего не изменилось. Раз в месяц, в полночь, я отправлял Петерсона на кладбище с грузом.
— Три часа от Дедхема до кладбища — и груз прибывал ровно в Час ведьм, — сказал Кернс.
Уортроп покачал головой:
— Ваш рассказ не согласуется с уликами по этому делу, Старр. Недавно был обнаружен самец Антропофаг, пытавшийся есть мертвечину. Для этого Антропофаги должны были изголодаться до безумия. Они никогда не едят мертвых. К тому же недавно они прорыли путь на поверхность, а в этом у них не было бы необходимости, снабжай вы их едой каждый месяц.
— Да, да, да, — сказал нетерпеливо Старр. — Вы заметили верно, я должен был остановить поставки после смерти вашего отца, и я сказал, что не сделал этого, потому как он оставил деньги на расходы и заплатил мне за услуги. Эти деньги, Уортроп, закончились в декабре прошлого года. Антропофагов кормили последний раз на прошлое Рождество.
— Праздничный ужин! — захохотал Кернс.
— А потом Петерсон взорвал туннель, заперев их внутри.
— Петерсон, — эхом отозвался Кернс.
— Да, Петерсон. Я полностью ему доверяю. Он выполнял эту работу с самого начала.
— Как его зовут?
— Джонатан. А что?
Уортроп не дал Кернсу ответить:
— Так вы решили, что они умрут от голода?
— Я подумал, это единственно мудрое решение. Мы обсуждали такую возможность с вашим отцом до его смерти. Если вам станет легче от этого, Уортроп, он чувствовал невыносимую вину и испытывал страшные угрызения совести. Не думаю, что весь этот эксперимент доставил ему радость. Он неоднократно хотел его прервать, он говорил мне об этом. Уморить их голодом, отравить, сжечь. Но в глубине души он, я думаю, был оптимистом, — добавил Старр. — Он искренне считал, что постепенно сможет их приручить.
— Приручить? — спросил Уортроп. — Я так понял, идея заключалась в том, чтобы создать помесь с человеком.
— А, нет, эту идею он оставил после нескольких неудачных попыток уже через несколько лет. Каждого потенциального партнера или партнершу, которых я присылал, они просто разрывали на куски.
Кернс громко захохотал:
— Не слишком-то отличается от человеческого брака!
— Почему вы позволили Варнеру выжить? — продолжил допрос монстролог после паузы. — Разве не безопаснее было бы отправить его в кормушку с другим «человеческим сбродом»?
— Боже мой, Уортроп, за кого вы меня принимаете? Возможно, я скуповат, но я же не продажная сволочь!
Я вспомнил мух, бьющихся о стекло в спальне Варнера, об их «кормушках» в открытых ранах еще живого человека, о сапогах, наполненных липким гноем. «Я же не продажная сволочь».
— О, конечно, нет, — согласился Кернс.
Он пересек комнату и встал перед сморщенным, тяжело дышащим стариком. Очень нежно он сказал:
— Наоборот, вы — гуманист, доктор Старр. И пусть никто не скажет обратного! Антропологический алхимик, превращающий свинец в золото! Цепи, сковывающие большинство людей, не сковывают вас, и в этом мы с вами — братья, дорогой Джереми. Мы — новые люди нового славного века, свободные ото лжи и нелепой нравственности.
Он низко склонился над стариком, взял его голову двумя ладонями и притянул к себе, шепча в большое ухо:
— Единственная правда — правда данного момента. Нет ни «хорошо», ни «плохо», если не думать об этом. Нет никакой морали, не так ли, Джереми, кроме морали одного момента.
С этими словами Джон Кернс, доктор анатомии и охотник на монстров, голыми руками крутанул голову Старра в сторону, мгновенно сломав ему шею, порвав позвоночник, убив.
И, быстро проходя мимо застывшего, онемевшего Уортропа, он сказал уже без тени иронии:
— Никто не будет скучать по нему.
И покинул комнату.
Доктор едва мог сдерживать ярость, хотя по всем внешним признакам он казался идеально собранным. Но я-то слишком хорошо его знал. Он молчал, пока мы не свернулся с узкой тропинки, ведущей к «Мотли Хилл», а потом он повернулся к Кернсу:
