Гай Юлий Орловский - Небоскребы магов
— Приключения и добыча, — повторил я. — Когда- то доберемся и до звезд, чтобы и там пограбить… Ска–жи, чтобы заканчивали. Не стоит глумиться над побе
жденными. Тем более что они, если честно, и не враги вовсе.
— Враги, — возразил он твердо и пояснил: — Юд–жин, нужно себя накручивать!.. Если не будешь чувст–вовать себя правым, пиши пропало.
— А у меня и нет сострадания к соратникам врага, — ответил я сурово. — Но врага нужно грабить гу–манно.
Глава 14
Видели еще одно суденышко, что пробирается вдоль берега так старательно, что повторяет малейшие изгибы, не решаясь срезать углы, что говорит о только набранной и еще трусоватой команде. Такие всегда стремятся держаться ближе к берегу, чтобы, если что случится, можно попрыгать за борт и добраться до суши, там почти сразу мелководье.
Таких даже грабить противно, ничего им ценного перевозить не доверят, Грегор все понял, велел держать прежний курс, мы постепенно отдалялись от берега, наконец он скрылся, и тут священный ужас охватил все команду, мы же посреди безбрежного моря, именно безбрежного, всегда все моряки держались в виду спа–сительного берега.
Даже Фицрой побледнел, я сказал твердо:
— Мы никогда и нигде не заблудимся, поняли?
Он все еще в изумлении поглядывал и в небо, ука–зывая то на царственно парящих альбатросов, то на приспособившихся к жизни в море птеродактилей, у них точно другое название, раз это не птеродактили, но для меня все, что летает — птицы и птеродактили. Ах да, еще и драконы.
— Здорово, — согласился я с полнейшим равноду–шием, — много у нас подданных, много… И разных, что хорошо.
— Подданных?
— Человек, — пояснил я назидательно, — царь при–роды. Не враги, а подданные. Потому даже хищников нельзя убивать без суда и следствия.
— Ты что плетешь?
— У нас когда–то, — сказал я, — когда я был ма–леньким еще, волков объявили полезными членами общества, назвав санитарами леса. А природу велели беречь, так она не сама по себе, а наша. Наш огород, короче говоря. Наш двор!
Он вздрогнул, мне показалось, что хочет пригнуть–ся, быстро указал в небо.
— А это тоже из нашего двора?
Со стороны юга в нашу сторону летит нечто круп–ное, белое солнце сверкнуло по небу напоследок выс–ветляющими лучами, превратив в глыбу льда, но упало за горизонт, а оранжевый свет превратил летящего в сверкающего золотом дракона.
— Ого, — сказал я. — Значит, где–то близко суша.
— Чего вдруг?
— Такая туша неспособна, — пояснил я, — на боль–шие перелеты…
Дракон, неспешно взмахивая крыльями, шел на большой высоте, затем как–то странно клюнул в возду–хе, пошел в пике, выровнялся в паре сотен метров от воды и снова пошел над морем, едва не касаясь верху–шек волн кончиками крыльев.
Я невольно пощупал винтовку. Возможно, дракон идет по своим личным делам, не обязательно все долж–ны нападать на корабль, не все знают, что мы цари все–ленной, потому нужно бунтовать и пытаться сбросить самодержавие…
Дракон повернул голову, он уже почти пролетел мимо, расстояние всего–то в полмили, но заинтере–совался, легко и довольно изящно совершил поворот и пошел, так же мерно и легко взмахивая крыльями, в нашу сторону.
— Стреляй, — сказал Фицрой кровожадно.
— Да зачем…
— Он же нападет!
— С чего вдруг, — спросил я, — он не короед, доски жрать не станет…
Дракон приближался, с каждым взмахом крыльев все громаднее, чешуя блестит, как золото, голова ог–ромная, а когда распахнул пасть, я содрогнулся при виде громадных зубов, каждый размером с кинжал.
— Посмотрит и пролетит, — сказал я.
— Нападет, — возразил он.
Дракон, замедляя движение, снизился еще чуть, мое сердце тревожно дрогнуло, этот гад летит прямо на корабль. Фицрой вытащил меч и выставил его перед собой.
Чудовище пролетело над нами, от взмаха могучих крыльев парус надулся пузырем, мачта затрещала. Ко–рабль ощутимо качнуло.
Я надеялся, что дракон пойдет дальше по своим де–лам, однако он круто развернулся, морда с горячими глазами сразу нацелилась в нашу сторону.
Фицрой вскрикнул:
— А вот теперь нападет!
Дракон в самом деле снизился, теперь точно собьет мачту. Я стиснул челюсти, выставил перед собой руки и, сомкнув кулаки, начал непрерывную стрельбу из двух пистолетов.
В какой–то миг дракон почти ударил в корабль, но взревел, его взметнуло вверх, там поднялся еще выше, пошел неверными кругами над кораблем, а головой дергал так, словно его жалят пчелы.
— Ты его зацепил! — крикнул Фицрой.
Я ухватил винтовку, и без прицела хорошо вижу эту страшную рожу со злобно распахнутой пастью, торо–пливо поймал ее в крестик, нажал на скобу, но корабль качнуло, пуля ушла далеко в сторону.
Снова задержав дыхание, я начал посылать пулю за пулей, стараясь просто попадать в эту парящую грома–дину, не важно куда и во что, и дракон дернулся, судо–рожно замахал крыльями, поднялся выше.
На корабле заорали, я даже не заметил, что уже вся команда встревоженно наблюдает за поединком.
Фицрой крикнул:
— Вот теперь ты его разозлил!
— Вот и хорошо, — процедил я сквозь зубы.
— Что хорошего?
— Кто злится, тот ошибается…
Дракон в самом деле выглядит рассерженным, хотя с виду вроде бы ничего не изменилось, но я чувствую идущую от него ярость и жажду уничтожить нас, ощу–тить вкус нашей крови в его пасти.
Сосредоточившись, я уперся спиной в мачту и, дер–жа дракона в крестике прицела, раз за разом нажимал на скобу и радостно отмечал, что некоторые пули заде–вают это громадное чудовище.
Наконец он, то ли получив пулю в болевой центр, то ли его чего, но дико взревел и, прервав круги, пошел
в нашу сторону, держа взглядом горящих глаз уже меня, вычислил, от кого идут болезненные укусы.
— Прячьтесь, — велел я. — Не дайте себя схватить…
Фицрой молча приготовился к схватке. Я стрелял
и стрелял, а дракон изогнул крылья так, что скользит по воздуху, как по ледяной горке, все набирая и наби–рая скорость…
Я сам не понял, что произошло, но над головой раздался взрыв, дракона окутало серое облако, оттуда полетели куски мяса и шкуры, оторванные лапы.
Голова с грохотом ударилась в надстройку кормы и, проломив доски, рухнула в трюм. На палубу шлепа–лись куски мяса, шкуры, через борт свесился обрывок хвоста.
Встревоженный корабль раскачивается, парус по–вис, забрызганный драконьей кровью.
Фицрой смотрел обалдело, наконец сказал потря–сенным голосом:
— Ты хоть что–то понимаешь?
