Юлия Славачевская - Богатые тоже скачут, или Где спит совесть
Я уселась напротив Аластора, депрессивно опустив крылья. Слезы капали, прокладывая дорожки среди белоснежных перьев. Я обхватила колени.
Я — дура! Я — дура! Я — непроходимая дура!!!
— Но ты понимаешь, почему она ушла?
— Нет. — Тихо, на грани шепота: — Помоги!
— Ну конечно! — фыркнула шаманка, заглядывая ему за плечо. — Сначала мы доводим мозг до состояния козьей какашки, а потом удивляемся, почему от нас шарахаются! В самом деле, вот удивительно!
— Понимаю ваше негодование, мэм, — склонил голову Никос. — На сторонний взгляд, я действительно выглядел как идиот. Но не могли бы вы мне объяснить все не так иносказательно?
— Вот подтверждение моей теории обратной эволюции мужчин! — съехидничала Баи-ра. — Это же умудриться нужно! Сначала женятся на небесных сущностях, а потом ждут, что ангел будет им стирать носки и грязную посуду мыть!
Ик! Мы так не договаривались! Я не обучена стирать носки! Я не умею мыть посуду! И вообще: мир уже давно изобрел стиральную машину и посудомойку! И… я согласна!
— Согласен. Моя жена — действительно ангел, — спокойно сказал Никос. — Но как это относится к нынешней ситуации? И где мне ее найти?
— Внутри себя, — на полном серьезе ответила знающая. — Все вокруг нас начинается с себя. Загляни себе в душу и посмотри — достоин ли ты ее? Есть ли в тебе что-то кроме денег и материальных благ, что может привлечь высшее существо в твою жизнь?
Муж все равно ничегошеньки не уразумел.
— Вы говорите о душе? — поднял брови Ник. — А при чем здесь это?
Баи-ра посмотрела на него как на неизлечимо больного.
— Тупой ты! — посетовала шаманка, раскачиваясь на грубо сколоченном деревянном табурете. Медленно раскурила трубку с табачной смесью и продолжила: — Как пробка! Нет, как полено! — Хохотнула. — И такой же твердолобый! Говорю же, — она повысила голос, — ищи в себе!
— Прошу прощения, но, боюсь, я не совсем вас понимаю, — осторожно признался Казидис, и я опустила крылья в тоске и печали.
Баи-ра внимательно поглядела уже на меня, вздохнув, для профилактики мимоходом отоварила Аластора сковородкой (Никос удивленно провел взглядом ее взмах и невольно вздрогнул от получившегося при столкновении сковородки и демоновой башки звука) и сказала:
— Ладно, ложись, сейчас покажу тебе твою жену. Только потом не жалей!
Никос отлепился от косяка, лег на лавку, покрытую пестрым самотканым индейским покрывалом, и застыл, закрывая глаза и расслабляясь…
ГЛАВА 40
Круговорот мыслей в природе: я знаю, что ты знаешь, что ничего не знаешь!
Силой Баи-ры нас привело в виртуальную беседку, точную копию той, что была у нас в единственную совместную ночь.
Все так же трепетали на морском ветру тонкие занавеси, одуряюще пахли цветы, шелестели фонарики. Только сейчас был день, обнажающий всю правду, ту, что милосердно скрывала ночь…
Я, босиком, в прозрачной фате и свадебном платье, стояла у перил во всей своей ангельской красе, расправив белоснежные крылья, и наслаждалась неожиданной свободой…
— Ты действительно ангел! — выдохнул Ник, возникший на противоположном конце открытой беседки. Измученный, почти обугленный от переживаний, но нарядный. И тоже босиком, зато в белом свадебном смокинге.
Все смешалось — боль и радость, день и утро. Нерожденное, еще несказанное, коварно обманчивое — оно искрилось, сверкало, пугало дрожащими тенями и еще больше — иллюзорным сиянием надежд.
Задохнувшись от всего этого, я попыталась передать взглядом обуревавшие меня чувства и прошелестела:
— Да. Я — твой личный карающий ангел. Я пришла в этот мир изменить тебя и… изменившаяся сама.
— Почему?! — Столько горечи и боли на любимом лице. Мне жаль, но ему придется через это пройти. Придется. Иначе нельзя.
— Ты заигрался людскими судьбами, — тоскливо пояснила я. — Переступил черту и начал решать, кому как жить. Это позволено лишь Богу. Тебя следовало остановить!
Утренний бриз играл моей фатой. На поверхности моря пробегали легкие барашки пены. Воздух нес в себе ароматы можжевеловой терпкости и тонкий шлейф цветущих апельсиновых деревьев.
— Так это был обман?.. Притворство? — сдавленно спросил Ник. Его лицо утратило выражение любых эмоций, каменея. Муж негромко уточнил, словно не веря своим ушам: — То, что было между нами, — блеф?
Что-то в нем надломилось. Муж изменился. Чуть-чуть, для постороннего — едва заметно. Но не для меня. Откуда-то появилась беспросветность в гаснущих черных глазах, мрачная, глухая, рвущая душу. Такой беспросветности у него я не видела даже в ожидании пыток, когда нас похитили. Если не смогу достучаться, разморозить — все пойдет прахом. С такими глазами не выживают.
— Нет, — покачала я головой. Психуя, всегда пощипываю край крыла. В этот раз уже надрала пару горстей пуха. — Сначала это было моим заданием, а потом… — Вздохнула. — Потом я поставила тебя выше долга. Потому что ты стал моей Судьбой. — Вздохнула опять. — Как видишь, ангелы тоже могут ошибаться и совершать просчеты…
— Ты… ты все сделала специально! — обвинил меня муж, не слыша моих слов и замыкаясь в своей обиде. Тоже мне глухой тетерев под два метра ростом!
КАК БОЛЬНО!
— Да, — качнула я крыльями. — Разумеется. Все было подстроено высшими силами с самого начала. Ты не случайно меня увидел, и я одним своим видом подтолкнула тебя к похищению. Меня внешне сделали для тебя идеальной. Мне было нужно вызвать у тебя жгучий интерес и удержать его. Потому и сбежала, именно поэтому рисковала жизнью, доказывая — я не такая, как другие…
Чужой взгляд ожег страшней кнута, сильнее пощечины. Ледяной холод змеей заползал внутрь, заставляя вскипать морозными кристаллами раненое сердце.
— Все игра, — выплюнул Казидис, обхватывая себя руками. — Смешно. Все эти уловки… — Он прислонился затылком к одной из опор и прикрыл глаза, смаргивая часто-часто, будто ему в глаза попали соринки.
Больно. Больно! БОЛЬНО!
— И тут ты прав, — не стала отрицать. — Моим заданием было провести тебя теми же тропами, какими ты водил своих женщин: сначала страсть, беззастенчивое манипулирование, потом безответная любовь, отчаяние, в конце — безысходность. Думал ли ты о них потом хоть раз?.. Что с ними потом стало? После того как ты, порой насильно, удовлетворял свой мимолетный интерес и, вдоволь наигравшись, навсегда вычеркивал их из своей жизни? Скольким ты сломал жизнь, Никос? Сколько сердец ты разбил?
Молчание. Тишина, которая убивает.
