Дмитрий Таланов - Раксис
Не раздумывая, Сашка бросил меч, глухо звякнувший об пол. Лилия вздрогнула, но головы не подняла. Сашка отрешенно подумал: «Это будет небольно. Это как большая медицинская иголка».
Он шагнул вперед. Боль в груди появилась, но слабая. Не сильнее, чем когда его пинал Витя. Было только противно, вот и всё. Вытянув руки, Сашка сделал еще шаг.
Мастер выхватил из раны дымящийся меч. Сашка покачнулся, но устоял.
— Теперь я оставлю тебя, — невозмутимо сказал Мастер.
Но он уже не мог никого обмануть: в его глазах, словно птица в клетке, бился животный страх. Со скрюченными пальцами Сашка попытался шагнуть опять.
Мастер со злобой прошипел:
— А это я заберу с собой! — И одним мощным рывком он сорвал с Лилии цепочку.
Когда Лилия вскинула голову, Сашке показалось, что он смотрит прямо в бушующее пламя. Он и не подозревал, что такая ярость возможна. А в следующее мгновение Лилия превратилась в чудовище.
Пространство зала прорезал визг, который Сашка слышал однажды, давным-давно, в подвале тети Зины. Черная косматая тень со щупальцами вместо рук качнулась и втянулась в Мастера.
Мастер схватился за грудь, глаза его вышли из орбит. Он словно подавился огромным куском. Затем он повернулся, дергаясь, как паяц, взобрался на возвышение и нырнул в колодец. Было слышно, как его тело бьется по пути вниз о каменные стенки. Несколько долгих секунд он кричал, потом умолк. А из колодца в дыру в потолке вонзился вихрь.
Как Сашка это сделал, он не мог понять, но боль почти сразу отступила и даже кровотечение приостановилось. Только двигаться надо было очень осторожно и постараться побыстрей добраться до тети Зины. Рана была опасная, но не смертельная, если двигаться медленно и глубоко не дышать. Главное, поскорей добраться до дома тети Зины. Ей это вылечить раз плюнуть.
Правда, в электричке его может растрясти, а потом еще тащиться от вокзала через парк. Ну что ж, придется рискнуть. Пан или пропал. Деваться всё равно больше некуда. Ведь только тетю Зину он может уговорить ничего не рассказывать матери, иначе мать этого не переживет. Она лежит в больнице, и лишние расстройства ей ни к чему.
Очень медленно и плавно Сашка повернулся и направился к двери. У стены, качаясь из стороны в сторону, пыталось выпрямиться нечто столь уродливое и отвратительное на вид, что Сашка чуть не рассмеялся от того, какую шутку сыграла природа с этим существом. Вот уж действительно не повезло кому-то с комбинацией генов! Но он вовремя вспомнил, что смеяться ему нельзя, и только улыбнулся. А потом он увидел Андрея.
— Она умирает! — сипел Андрей, кусая себя за кулак, стоя на коленях рядом с Машей.
В его глазах блестели злые слезы. С правой руки свисали ремни портупеи, туго намотанные выше культи.
— У нее сердце не бьется! — крикнул он, завидев Сашку. — Я не знаю, что делать! Я знаю лишь магию и латынь! Я потратил столько времени на всякую чушь и не удосужился узнать главного… Я НЕ ЗНАЮ, КАК ОЖИВЛЯТЬ ЛЮДЕЙ! — скривившись, заорал он, и гулкое эхо прокатилось по залу.
— Подвинься, — сказал, подходя к нему, Сашка. — Я знаю.
Откинув Маше голову, он заученно проверил дыхательные пути, убедился в отсутствии сердцебиения и начал делать то, чему его учили полгода назад. Два выдоха, пятнадцать нажатий. Два выдоха, пятнадцать нажатий. Обязательно на прямых руках, иначе переломаешь все ребра, это он хорошо запомнил.
Почти сразу во рту у него появился вкус крови, рана в легком снова открылась. Но времени не было, поэтому он просто глотал кровь. Чувствуя, что слабеет, он заставлял себя не торопиться, так как от скорости здесь ничего не зависело. Нужна была лишь удача.
И ему повезло. Когда он уже с трудом сдерживал рвущийся наружу кашель, а в его желудок будто положили гирю, трепыхнулось и гулко застучало под Сашкиными ладонями сердце. Воздух сам рванулся из его легких, когда Маша сделала первый вдох.
Сашка закашлялся, перед его глазами поплыли круги. Маша недоуменно уставилась на него, будто не узнавая. Лицо у нее сделалось очень странное.
Она провела рукой по его голове и потерянно улыбнулась.
— Сашка, — сказала она. — Ты же совершенно седой…
Это было последнее, что он услышал.
— 24 —
— Я тут стишок сочинил, — сказал Андрей.
Сашка промолчал. Андрей, казалось, не ждал ответа. Глядя, как и Сашка, в потолок, он продекламировал себе под нос:
Наш спектакль отменили перед самою премьерой,
Нашу пьесу освистали, заклеймили как отстой.
Декорации спалили, режиссера — на галеры,
А того, кто всё придумал — на заслуженный покой.
На обугленных поленьях полупризрачного храма
Под картонною луною, перевернутой анфас,
Завершают представленье неизвестной мелодрамы
Отражения героев, так похожие на нас.
Немного подумав, по-прежнему глядя в потолок, Сашка сказал:
— Кого на заслуженный покой, понятно. А кто у нас режиссер?
— Дедуля, вестимо, — ответил Андрей. — Ему светит суд, как и нам с тобой. Но, так как он всё это заварил, ему больше всех достанется по ушам.
Помолчав, Сашка спросил:
— А как они удержат в тюрьме демона? Или демоны не подсудны?
«Как можно удержать Лильку? — подумал он. — Точнее, Литику. Заберется в тюремщика и выйдет наружу, как ни в чем не бывало. Или сбросит его в пропасть, как сделала с Мастером. За те секунды, что ей оставалось жить…»
Сашка закрыл глаза.
— Еще как подсудны, — услышал он. — Плохо, что ты не знаешь латынь. Я тут потихоньку осваиваюсь с их языком, много общего! — Андрей щелкнул пальцем по переплету одной из книжек, что стопкой лежали на тумбочке рядом с его кроватью. — Помнишь браслетики, которые ты сбил с нас Арпонисом два года назад?
Сашка утвердительно помычал.
— Это как раз для демонов, чтобы не меняли форму. Наденут, и никуда не денешься, и снять нельзя, разве что специальным инструментом. Да и человек становится смирный.
Заслышав за дверью сухой лающий голос врача, Андрей поторопил:
— Горгулья идет, затычку вставь!
Сашка взял со своей тумбочки небольшую черную фиговину и сунул ее в ухо. Это был местный вариант синхронного переводчика, который умел передавать даже интонации. У Горгульи, которую Андрей наградил этим прозвищем после ее первого визита, интонации были как у доброй нянечки.
Дверь отворилась. В сравнении с тем, как выглядел встающий по стеночке Джокер, Горгулья проигрывала, но ненамного. Слишком широкие плечи, слишком угловатая фигура, слишком большие руки. Ужасный туфлеобразный нос и хрящеватые уши. В дополнение к этому имелась выдающаяся челюсть и злобные глазки неопределенного цвета. Лицо ее было морщинистое, в ухе торчал «переводчик».
