Галина Ли - Своя дорога
А колодец я все-таки нашел. В опрятном ухоженном дворе, полном цветущих растений. Больше всего меня удивило отсутствие запаха разложения, хотя вода просто сочилась смертью. Мне даже повторно трансформироваться не пришлось, чтобы ее почувствовать, хватило человеческой ипостаси.
Обследовать колодец не стал – утренняя дурнота так и не прошла, дополнившись еще и головокружением, я побоялся сверзиться вниз. Вот приведу Агаи, решим на месте, что дальше делать.
Домой добрался полностью разбитый и опустошенный. Есть не хотелось, и я надолго застрял в бассейне, желая смыть с себя не только пыль, но и впечатления, покрывшие душу отвратительной коростой. Вода немного помогла – на сердце стало легче. Правда, когда одевался, заметил – шатает меня, словно под ногами не земля, а зыбкие острова учинарку. Хотелось растянуться прямо тут, на холодном каменном полу, прижавшись к нему всем телом.
С трудом пересилив это нездоровое желание, сделал несколько шагов, но до кровати не дошел: ноги внезапно подкосились, и я рухнул на пол. Почти сразу перед глазами появились тощие щиколотки Эрхены. Девушка схватила мою руку прохладными пальцами, не обращая внимания на сквернословие.
Волшебник недоделанный, с какой стати твоя защита не сработала?!
Даже в таком состоянии я сообразил, что заразился.
А потом мир вокруг поплыл, как дешевые чернила на письме, попавшем под дождь, и я провалился во тьму.
Глава тридцатая
Очнулся в очень странном месте. Небо скрывали клубы желтого дыма, висящие над головой плотным ядовитым облаком.
Я лежал на краю скалы, и мир, покуда хватало взгляда, казался безрадостным огненным пеклом: сплошные голые дымящиеся горы, а между ними, в разломах, потоки лавы. Но жар исходил не только от огненных рек. Тлел сам камень, то и дело вскидывая маленькие языки красного пламени.
Я лежал, ощущая, как огонь лижет мою кожу, и она покрывается волдырями, которые тут же лопаются, оставляя на теле кровоточащие язвы, а волосы на голове и теле скручиваются, распространяя запах паленой щетины. А еще я понял, что не знал до последнего времени настоящей боли. Но хуже всего была не боль, а то, что место оказалось обитаемым – прямо из огня вынырнули злобные карлики, невзлюбившие меня с первого взгляда. Они кривлялись, стегая хлыстами из гибкой проволоки по открытым ранам, и скалились при удачных ударах. И когда светящееся от жара жало попадало по язвам, боль пронзала все тело, лишая меня возможности не то что думать, а и просто дышать.
Мне бы раскидать уродцев! Расшвырять во все стороны! Но возможности пошевелиться не было – меня оплели черными кольцами гигантские черви, вылезшие прямо из раскаленной скалы. Они продырявили мою плоть: протащили свои колючие тела между ребер, сквозь руки и бедра. Оставалось только рычать от злобы на свою беспомощность, проклиная все и всех до тех пор, пока язык не распух от жажды. Когда же он почернел и перестал умещаться во рту, я взмолился, прося воды или смерти.
Кто-то из карликов сунул под нос чашку, и теплая жидкость хлынула в высохшее горло. Но через три глотка вода превратилась в горький яд, разъедающий нутро. Тогда я попробовал сам стать демоном, надеясь на силу второй ипостаси. Увы, не получилось – видно, мои мучители были могучими колдунами.
Сколько тянулась эта пытка, сказать не могу – я потерял счет времени. Каждая секунда, проведенная в этой пропитанной жаром и дымом преисподней, казалась вечностью. Возможно, что минуло несколько лет, а может, всего пару часов!
Иногда в непрерывных мучениях случались передышки: откуда-то издалека долетал изумительно красивый голос – женщина пела на неизвестном мне языке что-то похожее на колыбельную. И в этот момент, повинуясь незримой певице, скалы становились холоднее, карлики прятались, а к измученному телу прорывался свежий ветерок. И даже язвы болели меньше. Тогда я проваливался в забытье и засыпал. Правда, пробуждение было ужасным – демоны не оставляли меня в покое.
Если бы я мог освободиться от оков!
Когда боль становилась невыносимой, я кричал, пробуя вырваться.
И все это время задавал сам себе вопрос – за что Ирия возненавидел меня, отправив в это страшное место? За что?!!
Наконец в тот момент, когда моя плоть почти превратилась в истлевшую головешку, способную рассыпаться на куски от неловкого прикосновения, жестокий бог спохватился, решив, что такого страшного наказания я все-таки не заслужил. Тело пронзило знакомое чувство, даруя облик, в котором мне сам царь мертвых не страшен. В тот же момент острые шипы рассекли панцирь колючих червей, словно лезвие клинка пергамент, давая возможность двигаться.
Я рванулся прочь от боли, горя желанием добраться до своих мучителей… И тут же пекло исчезло, явив взору ровные стены спальни и яркий свет.
Зрение, ослабленное ядовитым жаром, восстановилось не сразу: комната плыла и кружилась. Из этой круговерти я с трудом выхватил сердитое бледное лицо, склонившееся надо мной. Маленькая ладошка легла прямо на шип и толкнула меня обратно в кровать.
Туда я не хотел, ох как не хотел! Ведь стоит лечь, как снова попаду в пекло!
Однако воспротивиться я не мог – реальность тесно переплелась со сном. Мои ноги оказались туго спеленаты простыней и привязаны к кровати, а с рук свисали обрывки прочного плетеного шнура. И язык не повиновался – он по-настоящему распух и едва умещался во рту. Поэтому я зарычал.
И тут же откуда-то со стороны послышался голос сирин:
– Ох ты, дело дрянь! Опять порвал веревки?! Придержи его, Эрхена, напоим бедняжку лекарством!
Помню, что в тот момент удивился: «Что за глупый приказ? Да разве удержит меня какая-то женщина?» И рассердился на невозможную наивность волшебника. Даже хотел отругать его, но не удалось: в тот момент, когда я открыл рот, о зубы стукнул металл, и в горло залили теплую жидкость. Она пахла медом и липой.
Я покорно проглотил настой, чувствуя, как лекарство гасит бушующее внутри пламя.
Стало так хорошо, что я откинулся на подушки и позволил врачевателю теребить меня, как ему заблагорассудится.
Меня несколько раз повернули, меняя постель. Чистая, хрусткая от крахмала ткань приятно остудила тело, и я почувствовал – хочу спать. Да так сильно, что не могу даже открыть глаза, чтобы глянуть, чьи же это руки так бесцеремонно обтирают меня. Ведь не мог сирин отрастить себе дополнительную пару, пока я валялся в бреду.
Повторного попадания в преисподнюю, которого так опасался, не случилось, и я проснулся почти здоровым. Почти – потому что слабость удерживала в кровати похлеще любых оков. Но в душе крепла уверенность, что это ненадолго – ведь вместе с хозяином проснулся аппетит. Хотя нет, он проснулся немного раньше, еще во сне.
