Пол Андерсон - Операция Хаос
15
И тогда я почувствовал в ночи чье-то присутствие. И сквозь безнадежность одиночества, что струилось отовсюду и захлестывало мою душу, я различил натянутую струной надежду.
Мой пристальный взгляд скользнул по переходящему в пропасть откосу. За пропастью тускло мерцало море. Рассудок мой большей частью вернулся. Маледикто искусно убрал меня со сцены. Вероятно, и убил бы, не будь моей тренировки, но принадлежи я к особому виду Гомо Сапиенс. Этого он не предполагал. У меня было в запасе чуть больше, чем он догадывался. Например, колдовское зрение.
Я пробормотал формулу и почувствовал, как сетчатка глаза изменилась. Теперь я мог видеть на мили. Разумеется, то что я видел, было нечетким, расплывшимся. Человеческий глаз не может должным образом сфокусироваться в лучах инфракрасного света. Но я начал узнавать местность. Я приблизительно определил путь и помчался к дому.
Было жутко. Я бежал слишком медленно, а Маледикто передвигался с недоступной для человека скоростью.
Над холмами поднималась луна. Было почти полнолуние. Изменение произошло раньше, чем я осознал, что хочу этого. Я не стал останавливаться, чтобы раздеться, на ходу сорвал с себя одежду и понес ее в пасти. Побывавшая в волчьих челюстях, она тут же превратилась в лохмотья. Остались лишь шорты, но тогда мне такое не приходило в голову.
Глаза волка не позволяли мне видеть так далеко. Но обоняние вело меня по утоптанной траве, по собственному следу.
Вдруг до меня долетела и поразила мысль врага. Мысль более ужасная, чем любая боль:
…УСПЕХ В МОИХ РУКАХ, С ТРЕТЬЕЙ ПОПЫТКИ… ОБА, ОН МЕРТВ, А ОНА СОВРАЩЕНА. РАСКАЯНИЕ ОБ ЭТОМ СЛОМИТ ЕЕ… УГРОЗА, КОТОРУЮ МОЖНО БЫЛО ПРЕДВИДЕТЬ В НИХ, КАК В ПРИБЛИЖАЮЩЕМСЯ ГРОЗОВОМ ОБЛАКЕ, ОТВЕДЕНА… НАКОНЕЦ-ТО БЕЗОПАСНОСТЬ… Маледикто не смог бы так воздействовать на нее сам, во всяком случае, не так сильно… Не мог бы сломить со любовь, гордость, порядочность… Нет, мою девочку вынудил так действовать сам Искуситель…
Я не знал, какое задумано зло. Но, как вспышка, мгновенно, я увидел ее наедине с Маледикто, и это сожгло и затмило все остальное: боль, слабость, здравый смысл, даже на какое-то время, память о глумящемся наблюдателе. Я заревел от ярости и отчаяния, вскочил и побежал.
Мной овладело безумие берсеркера. Я не осознавал, что делаю. Несомненно, и это было предусмотрено. Я должен был упасть со скалы и разбиться насмерть. Но полузвериные инстинкты и рефлексы охраняли меня. Думаю, что это было именно так. Внезапно я ощутил, что вымотался. Мне пришлось остановиться. Эта вынужденная пауза дала возможность рассудку справиться с эмоциями. Я огляделся и не обнаружил ни замка, ни нашего дома.
Затем нашел тропу и впитал еще один запах. Теперь я знал, что скрывается за непонятным благоуханием Маледикто.
Демон.
Мне не встречался прежде точно такой же запах, но моему волчьему мозгу было интересно, к какому роду принадлежит демон. В узком моем черепе оставалось пространство лишь для ненависти и спешки.
В поле зрения появился наш домик. Я прыгнул к патио. Никого не было. Выходящее на море окно спальни было открыто навстречу лунному свету… Он держал ее в своих объятиях. Она еще сопротивлялась, отталкивала его. Но глаза ее были закрыты. Она слабела.
— Нет… — шептала Джинни. — Нет. Помогите, не надо Амарис, Амарис… — ее руки качнулись к его горлу и соскользнули на шею.
Она притянула его лицо. Обнявшись, они качнулись вниз. Мрак окутал спальню.
Я коротко взвыл и вонзил в него зубы. На вкус его кровь не была похожа на человеческую. Она была, как вино, и теперь она горела и пела во мне. Я не посмел укусить его снова. Еще одни такой глоток, и я, наверное, лягу, как собака у его ног и буду просить приласкать меня.
Я пожелал превратиться в человека.
Трансформация заняла не больше времени, чем понадобилось ему, чтобы отпустить Джинни и повернуться ко мне. Хоть он и был удивлен, но рычать мне в ответ не стал. В зыбком лунном свете вырисовывалось его волшебное лицо, в глазах горели золотые искры. Он смеялся.
Добавив вес своего тела, я направил кулак в его лицо. Гладкая, медленная плоть человека! Ей ли вступать в битву с быстрой, как ртуть, жизнью, порожденной воздухом и Тьмой? Резким, точно вспышка, движением Маледикто отскочил. Его просто не было на прежнем месте. Я врезался в стену и упал. Надо мной звучал его смех.
— Разве сия хныкающая тварь достойна обладать такой милой девицей, как ты? Молви хоть одно слово, Вирджиния, и я пинками загоню его в собачью конуру.
— Стив… — она съежилась, вжалась в угол. Она не кинулась ко мне.
Я перекатился, вскочил на ноги. Маледикто ухмыльнулся. Обхватив Джинни за талию, привлек к себе. Она задрожала, пытаясь оттолкнуть его. Он поцеловал ее, она прерывисто вскрикнула. И снова жест сопротивления превратился в жест любви. Маледикто толкнул меня свободной рукой, и я тяжело упал. Он поставил ногу мне на голову, надавил.
— У меня нет большого желания ломать тебе кости, — сказал он. — Но, если ты не будешь настолько вежлив, чтобы уступить желанию леди…
— Желанию?! — Джинни вырвалась из его рук. — Силы небесные! — Вопила она. — Изыди!
Маледикто рассмеялся:
— Если моя жертва призывает святое имя вполне искренне, я должен исчезнуть, — его голос походил на журчание. — Тем не менее, я, как видишь, остался здесь. То, что сокрыто глубоко внутри тебя, томится желанием ко мне, Вирджиния!
Она схватила вазу и запустила в него. Он ловко поймал ее, грохнул об меня, и направился к окну.
— Айе, — сказал он. — Сейчас чары рассеялись. Но не бойся. Когда наступит более благоприятный час, я вернусь…
Мгновение, и он перепрыгнул через подоконник. Я пополз следом. Белое патио залило лунным светом. Пусто.
Я сел, поднял голову. Рядом опустилась на пол Джинни. Медленно текли минуты. Наконец я встал, включил свет. Нашел себе сигареты и тяжело сел на кровать. Возле моих колен распростерлась ничком Джинни. Я не стал даже касаться ее.
— Кто это был? — спросил я.
— Инкуб [14].
Ее голова была опущена, я видел лишь рассыпавшиеся по ее спине рыжие волосы.
Пока нас не было, она надела свою самую нарядную ночную рубашку. Для кого?
Ее голос был тихим и слабым:
— Он, должно быть, обитает в развалинах. Поселился в замке вместе с испанцами. Возможно, он — виновник постигшей их неудачи.
Я втянул дым в легкие.
— Почему он не появился раньше? — спросил я громко и глупо. — Ах да, конечно, у него очень ограниченные возможности действия. Фамильное проклятье. Он не мог выйти за пределы владения того старого дома. А с тех пор, после наступления темноты, здесь никто не появлялся.
