Дэвид Дрейк - В сердце тьмы
Он отпустил кисть и выпрямился.
— Хороший метод. Отрезаешь один и говоришь: «Колись или отрежу второй палец». Отрезаешь второй и говоришь: «Колись или отрежу третий». В большинстве случаев — достаточно. Хороший способ. Очень хороший. Быстрый. Очень быстрый. Сам им пользуюсь.
Патан отвернулся. Тех, кто его не знал, его грубость и жестокость ужасали. Но те, кто видел его в действии, знали, что он значительно более жесток.
— Снова ждал. Следующего курьера.
Он показал пальцем на одно из тел в форме императорского курьера.
— Не пытал. Не было необходимости. Сам сказал и умер. Следопыт показал пальцем на третьего курьера.
— Последний. Не пытал. Не было необходимости. Сказал — умер.
Патан посмотрел на дальнюю дверь, которая вела в конюшню, где держали запасных лошадей. Раньше держали.
— Затем поставил курьерских лошадей в конюшню. Усталых лошадей. От них мало пользы. Взял других. Накормленных, отдохнувших. Пять лошадей. Хороших лошадей. И уехал.
Закончив ответ, следопыт положил руки на бедра и осмотрел всю сцену.
— Очень хороший человек! — проворчал следопыт. — Быстрый, быстрый. Никаких глупостей. Приняли бы его в свой клан.
Шанга позволил своим подчиненным несколько секунд, чтобы переварить информацию, перед тем как продолжать.
— Никогда больше не повторяйте ошибку, — проворчал он. — Эту ошибку малва. Велисарий — не жестокий человек. В этом я полностью уверен. Но ни один махамимамса, который когда-либо жил, не сможет соответствовать ему по безжалостности, когда возникает необходимость. Этот человек соображает быстро и так же быстр во всем, как мангуст. И такой же смертоносный. Насколько мангуст милосерден к кобре?
Джаймал фыркнул. Шанга продолжал говорить:
— Есть еще один урок. Он не дьявол, но думает дьявольским образом. Прикиньте, какой это был смелый и хитрый шаг. После того как его люди предприняли обманный отвлекающий маневр и повели нас в погоню за ветром, Велисарий вышел из Каушамби — открыто — переодевшись йетайцем. — Шанга холодно посмотрел в сторону. — Удай, догадаешься с трех раз, как он добыл форму йетайца?
Его заместитель сморщился, отвернулся. Шанга продолжал:
Затем Велисарий как можно быстрее добрался до первой почтовой станции. Он каждый раз опережал нас — предупреждал каждый наш шаг. У него было две проблемы. Во-первых, отсутствие лошадей, во-вторых, он знал, что курьеры отправятся на побережье предупреждать стоящие там гарнизоны. Он решил обе проблемы одним ударом.
— Убил солдат, устроил засаду на курьеров, украл их лошадей, — пробормотал Джаймал. — Лучших лошадей в Индии.
— Пять лошадей, — добавил Пратап. — У него теперь есть запасные лошади, больше не нужно. Он может их гнать столько, сколько сам в состоянии сидеть в седле. И пересаживаться, как только конь устанет.
— А как он мог быть уверен, что тела не найдут в самом скором времени? — спросил Удай. — Тогда ведь начнется охота.
Шанга нахмурился.
— Не знаю. Разум у этого человека работает каким-то сверхъестественным образом — также и в военном плане. Он, кажется, все о нас знает. Вне Гангской равнины это не сработало бы. Поскольку там свирепствуют банды, на всех почтовых станциях в западных провинциях расквартировано гораздо большее число солдат и их регулярно проверяют патрули. Но здесь…
— Эти даже не из регулярной армии, — фыркнул Пратап. — Провинциальные солдаты. Неженатые парни. Они тут служат по два года. Даже сами выращивают свою еду.
Раджпут уставился на жуткую гору тел.
— Несчастные ублюдки, — тихо сказал он. — Я один раз останавливался на одной из этих почтовых станций. Парни — мальчишки — так обрадовались увидеть новое лицо, что заставляли меня говорить всю ночь. — Он бросил взгляд на патана. — Как он и сказал. Овцы. Бараны, отправленные на заклание. — Затем зашипел в ярости: — Римский мясник.
Шанга ничего не сказал. Он сам чувствовал ярость. Но в отличие от Пратапа не позволил ярости затуманить воспоминания. Он видел и других людей, лежащих в таких кучах. Людей, подобных этим — молодых, одиноких, которым никто не уделял внимания. Солдат только по названию. Они тоже были как овцы в руках мясника.
Мясника по имени Рана Шанга. Против опыта, хитрости и быстрого как молния меча у них не имелось ни одного шанса.
— Теперь мы его никогда не поймаем, — простонал Удай.
— Мы попробуем, — заявил Шанга. Стальным тоном. Затем добавил, немного смягчившись: — Это не невозможно, друзья. Не для раджпутов. Он все равно только один человек, и ему предстоит путешествие длиною в более чем тысячу миль. Ему потребуется отдыхать, есть и искать еду.
— Только один человек, — добавил Джаймал. — Переодетый йетайцем. Который ведет нескольких лошадей. Люди его заметят.
— Да, он сможет ехать быстрее нас, преодолевать больше за один день — но только вначале. И он стартовал на несколько дней раньше. Но он не может поддерживать тот же темп, день за днем, так, как может кавалерийское подразделение. Мы имеем право реквизировать еду и требовать размещения. Он не может. Он должен все это искать. На это требуется время, причем каждый день. А впереди его ждет много дней. Много дней до того, как он доберется до побережья. Он может получить ранение или заболеть. А рядом нет друзей, которые бы о нем позаботились. Если ничего такого не случится, он просто очень устанет.
— Куда он направляется, как ты думаешь? — спросил Пратап.
Шанга пожал плечами.
— Пока рано что-то говорить. Вероятно, в Аджмер. Если нет, то мы разделимся на небольшие группы, чтобы искать его в других городах. Но думаю, вначале он все-таки направится в Аджмер. Ему нужно быстро уйти с Гангской равнины, где слишком много народу. В Раджпутану, где людей не так много.
— Аджмер, — задумчиво произнес Джаймал, потрепав бороду. — Аджмер. Оттуда он может направиться на юг или запад. На юг, вдоль подножия гор Аравалли, по направлению к Камбейскому заливу. Возможно, даже в Бхаруч, где он надеется воссоединиться со своими людьми.
— Или на запад, — добавил Удай — В Бароду.
— Мы вскоре узнаем, — заявил Шанга. И пошел к двери широкими шагами. — После того как он выйдет с равнины, он начнет оставлять следы. Мы обнаружим следы до Аджмера.
Менее чем через минуту, пятьсот раджпутов тронули лошадей. Не неистовым галопом, просто целенаправленно поскакали кентером опытных наездников. Впереди их ждали полторы тысячи миль пути.
Да, он никогда не был красивым человеком. Но теперь, впервые в жизни, он стал предметом насмешек.
Детских насмешек. Дворцовых детей.
«Плосколицый» — так они называли его за спиной. Или они так думали, не понимая, что говорить за его спиной невозможно. Лягушка, — ухмылялись они, или Рыба, или, чаще всего, — Нос. Конечно, всегда тихим шепотом. Не понимая, ни в малейшей степени. Нанда Лал замечал детей и отмечал их имена. Когда-нибудь их могущественные отцы умрут.
