Влад Вегашин - Черный меч
Она. Осталась. Совсем. Одна.
Одна в темноте и тишине…
Глава 16
Ночью в Атане было тихо… подозрительно тихо. Изредка быстрым шагом проходили по переулкам и улицам стражники, где-то взлаивала псина, да стая ворон с карканьем носилась вокруг привязанного к т-образному кресту тела. То одна, то другая крылатая падальщица смолкала, усаживаясь когда на перекладину, а когда и прямо на голову или плечи осужденного, и клевала открытые раны. Человек слабо вздрагивал, когда клюв очередной вороны вонзался в израненное тело.
Этьен замер, надежно скрытый в тени от взглядов Стражей и инквизитора пятого ранга, охраняющих эшафот. С позавчерашнего вечера, когда некий наглец похитил приговоренного прямо из клетки, ухитрившись как-то обмануть опытного Стража, к каждому отряду, охраняющему эшафот, приставили еще и младшего инквизитора — пятого или шестого ранга.
Впрочем, сейчас святых отцов больше волновал не похищенный нелюдь. Гораздо больше их пугало то, что уже третий день им практически не удавалось примерно наказать еретиков и колдунов при скоплении народа — неведомый чернокнижник каким-то образом убивал приговоренных еще до начала казни. Из двадцати пяти казней, проведенных за эти три дня, полноценно состоялись только три.
Инквизиторы вознамерились любой ценой поймать и покарать тварь, посмевшую посягнуть на их право калечить и убивать. Этой ночью на пяти эшафотах Атана были оставлены мучительно умирать приговоренные Церковью еретики, колдуны и нелюди. Каждый такой эшафот охраняли пятеро Стражей и один младший инквизитор. И скрытно — еще по двое. Не ниже четвертого ранга.
Этьену все это знать было неоткуда. Как и то, что святые отцы не чувствовали его магии. Он побывал уже на четырех местах казней и оставил за собой четырех освобожденных от мучений людей. Эта площадь была пятой, и последней в его списке.
Всмотревшись в «нелюдя-чернокнижника», граф стиснул зубы — его было не спасти. Несчастный эльф уже сдался, он был еще жив физически, но дух его сломлен.
Закрыв глаза, Этьен сосредоточился, изучая плетения инквизиторских заклятий, удерживавших в приговоренном подобие жизни. Медленно, осторожно, чтобы не спугнуть Стражей, чувствительных к магии любого рода, проник в самую суть заклятия, и осторожно сдвинул несколько узлов в сторону от слабо пульсирующего сердца. Уловил сдержанный смешок Меча, но проигнорировал — ему не было дела до того, что смешного нашел этот древний артефакт в том, как визуализировалось заклятие для графа.
Та магия, которую тщательно выплетал Этьен, была все еще слишком сложна для него, и требовала полного сосредоточения, и потому он даже не обратил внимания на минутное появление Эстаи, а когда осознал — было уже поздно, Меч ушел.
Пока же Этьен, прикусив губу, создал в новой узловой точке точную копию «сердца» и вплел ее в основу заклинания. Теперь Стражи нескоро заметят, что тот, кому предстояло мучиться на кресте до следующего заката, уже сейчас будет мертв.
Остановить сердце и без того почти мертвого эльфа оказалось еще проще.
Жестокая ухмылка исказила лицо дворянина.
— Ненавижу… — прошипел он Стражам, зная, что те его не увидят.
И, развернувшись, скрылся в бесчисленных переулках, паутиной опутывающих почти весь Атан, за исключением центральной его части.
Утром инквизиторы сильно удивятся, обнаружив, что все их жертвы, скованные не позволяющим умереть заклятием, тем не менее, мертвы, и никто из наблюдателей не заметил ровным счетом ничего подозрительного.
В течение дня Этьену так и не удалось найти убежище для себя и полуэльфа — впрочем, надо признать, что он и не искал. Слишком много в тот день состоялось казней и нужно было успеть повсюду, поэтому он с самого начала решил воспользоваться советом герцогини.
Спустя полчаса он зашел в небольшой трактир, находящийся невдалеке от городской стены и пользующийся чуть ли не самой дурной славой в городе.
Несмотря на поздний час, народу в зале было немало. Все — мужчины, все вооружены. Вновь прибывшего окинули подозрительными взглядами сразу полтора десятка пар глаз, кто-то едва заметно сместился на скамье, беря графа на прицел лежащего на коленях арбалета, кто-то, не скрываясь, вытащил из ножен кинжал и положил рядом с собой на стол.
Дворянин проигнорировал их и направился к стойке.
Трактирщик взирал на него столь же неприветливо, как и остальные. Чужаки редко заходили в этот трактир… а выходили из него еще реже.
— Чего изволит благородный апостолит? — безо всякого почтения поинтересовался трактирщик.
Этьен перегнулся через стойку, наклонился к самому его лицу и, глядя прямо в глаза, произнес несколько несвязных, на первый взгляд, слов.
Трактирщик на миг приподнял бровь, ухмыльнулся — потом протянул руку, наполнил деревянную кружку пивом и поставил на стойку.
— В нижнем зале, второй столик от дальнего угла направо. С вас два медяка.
Граф спокойно расплатился и спустился по узкой винтовой лестнице в нижний зал.
За означенным столиком тихо посапывал, прислонившись к стене, очень худой человек в плаще со скрывающим лицо капюшоном. Этьен приблизился, поставил на стол кружку с пивом, специально легонько стукнув дном о столешницу.
— Совершенно ни к чему так шуметь, — негромким, певучим голосом проговорил человек, открывая глаза и немного сдвигая капюшон.
Впервые в жизни граф увидел живого и невредимого эльфа.
Светло-русые волосы большей частью были убраны под плащ, но несколько прядей спадали на грудь, обрамляя худое, узкое лицо. На бледной коже отчетливо проявлялись многочисленные мелкие шрамы-оспины. Но это все Этьен отметил совершенно машинально, завороженный нечеловечески огромными глазами. Раскосые, вытянутые к вискам, ярко-зеленые, словно чистейшие изумруды, они смотрели насмешливо, и, вместе с тем, — настороженно.
— Чем могу помочь, уважаемый? — поинтересовался эльф.
— Мне и моему другу нужно убежище. В черте города.
Эльф изогнул губы в насмешливой улыбке.
— И насколько надежное убежище вам нужно? От кого прячетесь?
Вообще-то, воровская этика — а трактир принадлежал именно ворам — не позволяла задавать заказчику такие вопросы, но Этьен решил ответить.
— Инквизиция.
Изумрудные глаза эльфа потемнели, усмешка пропала.
— Это будет дорого стоить. Церковники умеют искать. И тем лучше ищут, чем искомые не желают быть найденными.
