Наталья Шнейдер - Двум смертям не бывать
— Кто приказал надеть кандалы? — внутри закипало бешенство. Кабы не убить кого ненароком.
— Так всегда делается…
Ах, да. Ведьма.
— Вон! Кузнеца сюда, быстро!
Тюремщики исчезли — надо же, и приглядеть никого не оставили. Хорошо же он рявкнул.
— Я невиновна.
Он не понял, как очутился рядом, обнял.
— Знаю.
Лия заплакала.
— Ты пришел… Ты все-таки пришел.
— Тшшш…. - он скинул плащ, закутал. — Я пришел. Теперь все будет хорошо, обещаю.
— Я невиновна.
— Знаю. — Рамон гладил колтун, в который превратились пушистые пряди. — Почему ты призналась? Испугалась?
— Нет. — Она подняла глаза. — Не знаю, выдержала бы пытку… может, и выдержала бы. Но ребенка бы потеряла. Нашего ребенка.
Рамон молчал, да и что тут скажешь.
— А так… по закону, казнь должны отложить до родов. Я написала прошение — все, как положено. Ты ведь поэтому здесь?
— Да.
Появился кузнец. Рамона замутило при виде кровавых полос на запястьях. Только бы не сорваться, сейчас нельзя, сейчас все должны быть уверены, что он просто выполняет приказ. А что плащ дал — так не везти же по улицам в одной рубашке?
Он так и провез ее до самого дом, закутанную в плащ, точно в кокон. Внес в комнату, осторожно поставил на ноги. Лия не торопилась отстраняться, замерла, прижавшись лбом к плечу.
— Все. — Сказал Рамон. — Все кончилось. Здесь тебя никто не тронет.
— Я хочу домой. — Прошептала девушка.
— Нельзя. Мне приказано стеречь у себя.
Она вздрогнула, попятилась, неотрывно глядя на него, и под этим взглядом Рамону стало неуютно.
— Вот как? Значит, благородный рыцарь стал тюремщиком?
— Да иди ты куда хочешь, дверь открыта! — взорвался он. — Только далеко ли… — Рамон осекся, провел рукой по лицу. — О господи… Прости. Прости меня.
Совсем рехнулся: орать на девочку, которая и без того натерпелась. А что еще она должна была подумать, услышав про приказ? Сам виноват, умник, не мог по другому сказать.
Он подошел ближе, взял девушку за плечи, заглянул в глаза.
— Я никому тебя не отдам. Ни сейчас, ни когда родишь. Но пока мы не исчезли из города придется вести себя паиньками. Поэтому домой нельзя. Сигирик и без того взбесится, когда узнает. — Рыцарь улыбнулся. — Помнится раньше тебе здесь нравилось.
Она не ответила на улыбку, пристально глядя в лицо, словно пытаясь увидеть что-то.
— Успокойся, прошу тебя. — Повторил Рамон. — Больше никто не обидит. Неужели я позволю казнить любимую женщину?
Лия всхлипнула и снова уткнулась в плечо. Рамон вздохнул, подхватил ее на руки, устроил на коленях, баюкая и на все лады повторяя одно и то же.
— Все кончилось, хорошая моя. Я тебя никому не отдам. Никогда.
Она, наконец, перестала дрожать, выпрямилась.
— И что теперь?
— Теперь? Обед, ванна, вино, постель. В том порядке, который сочтешь нужным. Только женского платья у меня нет. Наденешь пока что-нибудь из моего, а потом пошлю к Амикаму. Хорошо?
Лия неуверенно улыбнулась.
— Сперва ванна. А без вина можно обойтись.
— Нет, так не пойдет. — Ухмыльнулся он. — Я намерен напоить тебя допьяна, чтобы успокоилась и спала спокойно, без снов.
— Думаешь, похмелье пойдет мне на пользу?
— Уговорила. Значит, без вина. Что хочешь на обед?
Лия рассмеялась.
— Перестань со мной нянчиться. Я ношу ребенка и только. Это не болезнь.
— Глупая. — Он коснулся губами волос. — Какая же ты глупая…
Правду говоря, с мыслью о ребенке он еще не свыкся. Просто не было времени остановиться и обдумать. Поверить, Привыкнуть. Слишком неожиданно все случилось, и слишком быстро. Может быть, он задумается об этом. Потом, когда девочка будет в безопасности.
— Сколько уже?
— Три луны. Скоро будет заметно.
Интересно, какой она будет на сносях? И кто родится? Может, повезет, и он успеет увидеть малыша. Рамон мотнул головой. Хватит загадывать. Пусть будет так, как будет, все равно оставшийся срок от воли людской не зависит. Но будет ли у ребенка мать, или придется расти сиротой как раз таки в его власти. А значит нужно действовать и действовать быстро, пока Лия может выдержать дорогу. Вряд ли она сможет провести неделю в седле, когда живот начнет подпирать нос.
Рамон снял девушку с колен.
— Пойду распоряжусь насчет ванны и обеда.
— Не оставляй меня одну!
Господи, как же ее напугали… Когда девочка будет в безопасности, надо узнать, кто ее допрашивал и открутить голову. Или… он застыл, только сейчас додумавшись до, казалось бы, очевидного.
— Тебя не… не обесчестили?
Если до нее хоть пальцем дотронулись…
— Обесчестили? В смысле, изнасиловали? Нет. Обыскали с ног до головы и облапали вволю. — Лия дернулась, надолго замолчав. — Но не больше.
— Скажи, кто, и переломанными руками они не отделаются.
— Я не знаю имен. Охрана, из простолюдинов. — Она снова надолго затихла. Потом покачала головой. — Кажется, мне никогда вас не понять. Почему обесчещена женщина, а не тот, кто взял ее против воли?
Рамон вздохнул, который раз за день. Право слово, сейчас не до разницы обычаев.
— Я не знаю, что ответить. Могу только сказать, что если бы… Мне больно думать об этом. Но мне бы и в голову не пришло винить тебя в том, что случилось. Просто на свете стало бы одним покойником больше. Или не одним. — Он через силу улыбнулся. — Хватит о плохом. Если боишься оставаться одна, то пойдем вместе, прикажем приготовить ванну и распорядимся об обеде. А потом я сяду за дверью и буду сторожить. Там, где стоит ванна, помнишь, окон нет и дверь только одна: бояться нечего.
— Я… — улыбка у нее была совсем невеселая. — Я знаю, что веду себя как дура. Это пройдет. Просто…
— Шшш… — Он накрыл пальцем ее губы. — Конечно, пройдет. Не за что извиняться. Пойдем?
Бертовин появился, едва Рамон закрыл дверь за девушкой.
— Что дальше?
Дальше… Рамон опустился за стол. Знать бы самому, что дальше. Легко говорить — мол, положись на меня и ничего не бойся. Но как сделать так, чтобы девочке и вправду было нечего бояться, не подведя под монастырь никого из своих?
— Для начала… — он вытащил из поясного кошеля пергамент. — Вот с этого снимешь копию, подпишешь в канцелярии герцога и отправишь матушке. Пусть порадуется. А я пока подумаю, что дальше.
Бертовин пробежал глазами строки.
— Спятил? Кто в здравом уме от земли отказывается?
— Нет. Развязал руки. Теперь сюзерен не сможет отобрать лен, что бы я не натворил. А тот, что здесь — обещан. Достанется Хлодию чуть раньше, только и всего.
— Ты серьезно? — воин медленно опустил пергамент на стол.
