Айя Субботина - Время зимы
— Сделаете меня шпионкой? — Неуверенно переспросила Хани.
— Нашими глазами и ушами, — поправила улыбчивая Ниара.
— Но я должна буду доносить, — попыталась возразить Хани.
— Служить своей стране! — Осадила Фоира. — Делать то, для чего тебя избрали и не задавать лишних вопросов.
— На что же еще годна порченая кровь, — скорее самой себе, чем остальным прошептала Хани и грустно улыбнулась. Очередная попытка поймать магию не увенчалась успехом. Какими бы чудодейственными не были бальзамы фергайр, пройдет несколько дней, прежде чем пальцы снова станут достаточно гибкими, чтоб творить колдовство.
— Ты послужишь Северу, — снова заскрипела старая Ванда. — Благодари богов, что все обернулось так. — И хватит разговоров. Тебе нужно поесть, и привести себя в порядок — сегодня ты отправишься с Брайорон и будешь сидеть на военном совете. Будет тебе испытание. — Последние слова утонули в новом приступе кашля.
Ниара подхватила старуху под руки и, как ни пыталась сопротивляться Ванда, увела ее прочь. Оставшись одна, Хани почувствовала себя совсем как в том ледяном бассейне — одинокой и слабой, не способной сопротивляться. Будь ее воля — стала бы мышью, шмыгнула в тень, хоть бы и под самый сырой камень, лишь бы дальше от суровых взглядов. На лицах фергайр читалось презрение, злость, недоумение. Все, что угодно, кроме поддержки и приветливости к новой сестре.
Это было так, если бы она вдруг поняла, что в тех сказках, что рассказывала мать, добро пошло об руку со злом — разочарование. Чудесная башня с огненной звезде в пике стремительно кренилась к низу.
— Пойдем, — позвала фергайра Ида, тощая травница, от которой всегда пахло сушеным листом и полынью. — Поищем тебе одежду. — И, словно предугадав вопрос, добавила: — С этих пор у тебя новый статус, негоже фергайре ходить оборванкой.
Дальше время потекло вязко, словно долгая переправа по затянутому туманом озеру. Хани не задумываясь съела все, что ей дали, проглатывая кусок за куском почти не разжевывая. Нужно есть, так сказала Ванда, нужно пополнять силы, даже если утроба протестует и, того и гляди, вернет все обратно. Потом, пока меняли повязки и наносили новые мази, Хани снова вымыли, досуха вытерли волосы и заплели их новыми косами. Несколько новых амулетов появились в них — белозолотая ракушка, тонкая, точно игла, костяная фигурка росомахи. И три полумесяца черненого серебра, всякой формы и размера — знак того, что она может призывать духов-защитников. Горькая ирония — в Яркию она вернется уже как фергайра, колдунья Белого шпиля, и никто не посмеет обозвать ее беглянкой.
Воспоминание о деревне и ее жителях, вызвало мелкую дрожь, а вслед за нею — образы, которые пробудило в ней зелье фергайр. Колдуньи глядели ее глазами, видели, что сталось точно так, как видела это она. Но те образы, в которых был Арэн и бронзовокожий жрец, и красивая таремка — чем были они и зачем пришли?
Тем временем, когда все волосы собрались косами, ей принесли другую одежду. Точь-в-точь такую мантию, как была до того, только чистую, а не в россыпи кровавых капель. К мантии дали пояс из тяжелых серебряных гривн, тунику меха северной белки и обувь — сапоги тонкой кожи, подбитые овчиной. Подарили ей и роскошную шубу, скроенную из мягчайших шкур бельков — белоснежный мех не чернился ни одним пятном, ласкал пальцы и взор. Роскошная вещь, цены которой не было. Со словами: «Остальное купишь сама», фергайра вручила Хани увесистый кошелек.
— Скажи, почтенная Бордика, — отважилась Хани на вопрос, теребя тонкие звенья цепей, которыми пояс удерживался на ее талии, — гостит ли в Белом шпиле кто-нибудь?
Фергайра Бордика сопровождала Хани до самого выхода. Она же помогала ей одеваться, но с того времени с ее губ не сорвалось ни звука. Впрочем, взгляд женщины не выражал ненависти, как и любви. Она глядела так, словно наряжала лентами ель к сегодняшней Ночи талого снега.
— Гостят, — коротко ответила фергайра.
— Красивая госпожа? Должно быть с южной страны. Темноволосая и красивая, как королева? Бордика отрицательно качнула головой.
— Таких нет.
Они остановились. Фергайра подозрительно покосилась на девушку, так, что Хани сразу прикусила язык.
Значит то и взаправду был только сон, убедила себя Хани. После того, что приключилось в последние дни, могло причудиться и не такое. Долгие бессонные ночи, постоянный страх, следующий по пятам голодным волком, фергайры, что взбудоражили ее воспоминания — такое не могло пройти даром.
У входа ее ждала лишь Фоира, та, кого Хани меньше всего хотела видеть. Странное дело, но еще утром ее точно так же пугала старая Ванда. Утро. Та Хани, что теперь готовилась выйти из Белого шпиля, совсем не походила на девочку, что пришла в башню на рассвете.
— Ты наши глаза и уши, — напомнила фергайра. — Смотри, слушай и запоминай. И меньше трепли языком.
Девушка кивнула, дождалась, пока отворяться двери и вышла, едва не сгибаясь под тяжелым взглядом Фоиры. Только оказавшись за стенами Белого шпиля, она почувствовала облегчение. Морозный воздух еще пах сумерками, небо, словно по случаю праздника, нарядилось драгоценными каменьями звезд. Город шумел на все голоса, эхо подносило новые и новые раскаты песен, что славили ночь, в которую зима встречалась с весною. Одна из легенд Артума, такая древняя, что древнее нее были разве что айсберги в Остром море, рассказывала о чудесах, что могут снизойти на каждого, кто почтит в эту ночь зиму и весну.
Собравшись было, смешаться с толпой, Хани не сразу поняла, почему горожане, завидя ее, расступаются и гнут спину поклонами, желая всяких благ и светлого чуда в праздничную ночь.
— Девочка совсем… Юная… Видать сильная колдунья…
Шепот гнал ее в спину, заставлял ускорить шаг. Став фергайрой, Хани могла более не опасаться за свою жизнь — каждый добропорядочный северянин чтил колдуний Белого шпиля подчас больше, чем Конунга. И не всякий разбойник посмел бы поднять на фергайру руку, опасаясь гнева богов. Говорили, что в далекие времена нашелся безумец, которому стало смелости поднять нож на колдунью. В отместку, его отдали на расправу толпе. История утверждала, что убийцу разорвали на клочки.
Только разменяв вторую половину пути, Хани вспомнила, что так не справилась о судьбе Талаха. Впрочем, за него девушка не волновалась — что может статься с шамаи? Но мысли о светловолосом воине не давали покоя, согревали и румянили щеки. Пусть бы просто оказался рядом, провел ее до Браёорона. С ним даже молчание было особенным. Потихоньку, Хани надеялась, что шамаи будет сопровождать Конунга во главе войска. Пусть бы даже для этого пришлось терпеть в дороге его брата.
