Е. Николаичева - Безумие Силы
- Вот и не стало их, - произнёс одними губами. На небе россыпью мерцали звёзды. - Сирены меня... - начал он, но споткнулся. Сжав зубы, опёрся руками о перила, но не выдержал, вскинул голову и во всю мочь заорал в это равнодушное небо: - Будь ты проклят, урод!!! Сирены тебя... СИРЕНЫ ТЕБЯ ПОДЕРИ!!!..
Он и сам не знал, кому кричал эти бессмысленные слова. Да и не нужно ему было это знать. Сейчас... существовало только это непонятное чувство глубоко внутри. Только эта боль, которая останется с ним. Навсегда.
____________________
Открывая глаза, что интересно, я ещё ничего не помнил. Так бывает иногда после сильных потрясений: что-то резко поменялось в твоей жизни, но разумом, сердцем это ещё не осознаёшь, живя, видя мир по инерции, по-прежнему. Пока не найдёт, не окатит внезапным холодным дождём - изменилось. Нет этого, появилось другое, что-то сломалось, а кое-что просто преобразилось до неузнаваемости...
Так и я тупо глядел в потолок, осознавая, что что-то изменилось, но не представляя, что, не понимая как на это реагировать. Пока мне откровенно не надоело, и я не решил что-нибудь сделать. Подняться и одеться, например. Пока надевал одежду, оказавшуюся рядом, сразу определил, что беспокоить правую руку не стоит. Но тот факт, что при возникшей от нечаянного движения боли я не взвыл и не грохнулся в обморок, говорил мне о двух очень интересных вещах. Первая - валялся я в моём "нездоровом" состоянии без сознания довольно долгое время. И вторая - даже в этом случае рана слишком быстро затянулась, а значит, надо мной поработал целитель...
И вот тут на меня нахлынуло! О да, это был настоящий "обвал" воспоминаний, придавивший меня к земле, расплющивший в лепёшку. Куда уж там "холодному дождю"! Хотя мурашки по коже побежали, как от холода. Особенно, когда вспомнил, как меня чуть не разорвало на частички в этом проклятом телепортационном канале. Но, пожалуй, это была мелочь. А вот факт смерти двоих однокурсников... просто не усваивался. Нет, разумом-то я понимал, что всё, умерли Шатр и Раона, стёрло их с лица земли, но вот в душе... никак не осознавалось это, кроме как недоразумением. Я упорно не хотел верить, что если вот сейчас вернусь в ШМИ, то их там не будет... А если не будет - то это вовсе не значит, что они мертвы. Они есть, где-то далеко - но есть. Не может человек вот так вот кончиться. Не может.
Я нервно усмехнулся, окончательно поднимаясь с кровати и на ватных ногах продвигаясь к окну небольшого номера, видимо, в каком-то трактире. Вся эта ситуация напоминала мне смерть Яны. В неё я тоже не верил долгое время, и привело это к довольно странным отношениям с Ниархаррой. Кстати, до сих пор понять не могу, как я к ней отношусь-то?
Сирены! Я прислонился головой к мутному холодному стеклу и зло сцепил зубы. Тут люди умерли... из-за меня, между прочим, а я!
Но вместо чувства вины в груди ощущалась лишь холодная, неестественная пустота. И вовсе не из-за меня они умерли, думал кто-то равнодушный и рассудительный внутри. И ничего-то ты не мог сделать. Это бесстрастное нечто, появившееся внутри меня, пугало. Я точно знал, что должен был ощущать вину... И в ответ на эту отчаянную мысль из этой равнодушной глубины пришёл ответ.
Я не виноват, что они умерли. Но я виноват в том, что ничего не смог сделать.
До сей минуты я и представить не мог, что это - разные вещи. И действительно, сейчас я взглянул на все свои действия словно со стороны. За последнее время я не продвинулся вперёд ни на шаг ни в одном из направлений. По каким-то причинам я словно бы топтался на месте - и даже не пытался двинуться вперёд! Расслабился, сирены меня задуши. Стою тут, нюни распустил, жалуюсь на судьбу. Не плакать надо, а учитывать ошибки прошлого, анализировать и больше никогда их не совершать. Не сгибаться перед лицом несчастий и бед, а с каждой новой - подниматься и улыбаться, черпая из них силы на то, чтобы сражаться... вновь и вновь. Не на поле битвы - так на поле обстоятельств. Не быть нюней, а улыбаться даже в полной заднице - не для того, чтобы показать, что вот я какой стойкий, а для того, чтобы не сгибаться перед проблемой, чтобы потом с гордостью сказать самому себе: я выдержал. А если и не выдержал, то сделать всё, чтобы выдержать в следующий раз!
Переполненный такими пафосными мыслями, я забыл обо всём на свете, и потому момент, когда окно под давлением моего разгорячённого лба резко распахнулось, стал для меня роковым. Следует немного прояснить ситуацию: дело в том, что окно в комнате, где я находился, было довольно низко расположено, так, что моя голова оказалась на уровне его верхней рамы. А поскольку стоял я, упираясь в стекло лбом, повесив руки вдоль тела...
Хорошо, что комната оказалась на втором этаже, а окно оказалось прямо над какой-то кучей тряпья, зачем-то сваленной под ним. Но всё равно, последствия оказались впечатляющими... Я лежал на этой куче и глухо стонал, позабыв про все свои дурацкие размышления на тему несгибаемости перед судьбой, мечтая лишь о спасительном, всепоглощающем беспамятстве. Но плечо дико ныло, в обморок падать не получалось, так ведь ещё и голубое чистое небо, словно издеваясь, было таким спокойным и невозмутимым... Для него, для неба, не случилось ничего - ни смерти двоих замечательных людей, ни моего неоправданного, позорного бездействия, ни этой глупой, несуразной боли в моём плече. И так всё это во мне перемешалось - боль, досада на собственную глупость и неумение, злость на бесстрастную голубизну небес, на Шикр, на ноющее без конца плечо, но больше всего...
Больше всего я злился на то, что люди, умершие там, в ШМИ, оказались действительно дороги мне. Хотя я узнал об этом только после их смерти.
Пока я вот так в буквальном смысле убивался, раздались неуверенные шаги, и небо заслонила чья-то участливая рожа. Впрочем, что она участливая, я понял по голосу - на лицо падала тень, и разглядеть в деталях его было невозможно. Ну, мне было в тот момент всё равно.
- Тебе помочь? - участливо осведомилась рожа.
Ага, подумал я с досадливой злобой. Добей, будь добр. Говорить членораздельно не получалось, боль в плече ввергала меня в неприятное состояние, в котором я не мог действовать адекватно. Вот будь у меня сила, я бы себе обезболивающие руны начертал, тогда мигом...
Мда. Обошёлся я и без обезболивающих рун! В одно мгновение забыв о боли, я подскочил на месте, и - ну куда уж без продолжения моих несчастий! - стукнулся лбом о подбородок участливого прохожего. Минуту мы валялись на куче тряпья вместе. Пока окно на первом этаже не распахнулось, и из него не раздался насмешливо-покровительственный голос:
- Эй, болезные! Хорош ерундой страдать, заходите лучше по кружке холодного пива хлебнуть!
