Инна Гарина - Книга без переплета
— М-да… Можно, конечно, заставить дать слово. Но я не поручусь, что любой из них не нарушит его, когда дело дойдет до свадьбы.
— Кто-то что-то говорил, кажется, насчет того, чтобы женить нашего самозванца заранее? — саркастически осведомился колдун.
Доркин почесал в затылке.
— Да… это будет посложнее, чем я думал.
— То-то же. Безнадежное это дело, Доркин. Лучше и не заводиться. Разве только… Я могу на некоторое время изменить твою внешность. Сделать из тебя тридцатилетнего молодца. Ты возьмешь на себя эту роль?
Баламут вздрогнул.
— Я?
И с лица его медленно сошли все краски.
— Я… это совершенно невозможно, почтеннейший!
— Почему? Это же ненадолго. Самозванный принц исчезнет потом с горизонта с такой же легкостью, как и появился, но дело будет уже сделано. И разве не ты предан принцессе больше других? Разве не ты больше всех желаешь спасти ее от этого брака?
В голосе Босоногого колдуна послышались суровые нотки. Или это для королевского шута он прозвучал, как голос совести?
Доркин откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. Его вдруг пробил озноб. Колдун прав. Разве не он… Искать никого не придется. Все пройдет как по нотам. У него хватит и нахальства, и самообладания, чтобы разыграть из себя даморского принца. С измененной-то внешностью! И если дело дойдет до суда чести, он легко победит Ковина в любом поединке, невзирая на свои годы. Но… как же…
В ушах у него вдруг зазвучала песенка, которую он слышал где-то, когда-то, совсем недавно: «…пой, мой соловей, лети над бездной и расскажи, расскажи моей любезной, что я еще жив…» Принцесса Май. Занять место ее жениха. Иметь полное право жениться на ней вместо принца Ковина. И отказаться от нее. Вот и все, что от него требуется. Он увидел перед собой ее лицо, ее глаза, губы… И песенка сменилась звоном в ушах от прилива крови, а озноб — внезапным жаром во всем теле. Во рту пересохло.
…Нет, не родился еще человек, который сможет по доброй воле отказаться от принцессы Май. И он, Баламут Доркин, не лучше других. Только представить себе, что через две недели она может стать его женой…
Он усилием воли отогнал наваждение, открыл глаза и выпрямился.
— Я такой же, как все, почтеннейший. Я стыжусь самого себя, не скрою. Но мне это не под силу.
— Вот так так, — сказал Аркадий Степанович, глядя осуждающе. — Стало быть, не под силу. Ну, и кому же это под силу? Где мы возьмем принца?
Чатури, который нахохлившись сидел на подоконнике и внимательно слушал обоих, вдруг подал голос:
— Овечкин. Чем вам не принц?
Заговорщики на миг опешили, а потом буйно расхохотались.
— Да уж, — сказал Босоногий колдун, отсмеявшись и вытирая слезы, выступившие на глазах, — Овечкин — тот еще принц! Жаль, его здесь нет, послушал бы тебя…
И в это мгновение раздался нетерпеливый стук в дверь, створки ее распахнулись, и в комнату, не дожидаясь разрешения войти, сунулся молоденький паж, глаза которого, несмотря на весьма поздний час, горели от возбуждения и любопытства.
— Босоногий колдун здесь? Его внизу спрашивают. Странная компания… там, среди них, — настоящая саламандра, клянусь пяткой святого Паприка!
В эту ночь никто не спал.
Аркадий Степанович, удивившись визиту саламандры, пошел встретить посетителей, а вернулся еще более удивленный, ведя за собою всех четверых Пэка, Ловчего, Фирузу и Овечкина.
— Легок на помине, ягненочек! — радостно заорал при виде их чатури. Вырвался таки? Ну, рассказывай!
Молоденький паж, снедаемый свойственной его возрасту любознательностью, попытался незаметно проникнуть в покои колдуна, но был обнаружен и изгнан королевским шутом, отнюдь не желавшим лишних ушей. После чего Доркин сердечно обнял Овечкина и Фирузу и познакомился с их необычными спутниками. Сам-то Босоногий колдун хорошо знал и саламандру, и призрачного охотника, поскольку частенько навещал своего старого учителя, только не ожидал встретить их в таком месте и в таком обществе…
Овечкин охотно предоставил объясняться Ловчему, сам же, притулясь в кресле, притворялся, что дремлет, и старался не вслушиваться в рассказ. Слишком еще свежи были в памяти тягостные подробности их последнего приключения на пороге темного мира. Но долго притворяться ему не дали. Ловчий оказался немногословен и весьма вкратце изложил всю историю, начиная с того, как отец Григорий отправил их на помощь к Овечкину. Дослушав до конца, босоногий старец с умным видом покачал головой, после чего заторопился накормить гостей. Те, однако, от всего отказались.
— Мы отдохнули и поели у ворот, — сообщил Ловчий. — А вот зачем нас к вам сюда принесло, пусть излагает Овечкин. Он, правда, и сам не знает толком…
Всеобщее внимание обратилось к библиотекарю. Михаил Анатольевич вздохнул.
— Я действительно не знаю, — сказал он, криво улыбнувшись. Хорас-второй — ну, двойник настоящего Хораса — послал меня в Данелойн. Он тоже не знал, зачем. Но будто бы я обязательно должен прийти сюда и здесь все узнать. Вот…
Он развел руками.
Баламут Доркин и Босоногий колдун в недоумении смотрели на него. Тут снова подал голос чатури.
— Я же говорил. Вам нужен принц. Так получите!
* * *— Это какая-то белиберда, — сердито сказал Овечкин, когда Аркадий Степанович объяснил все про принца Ковина и затею Баламута. — Вы сошли с ума! Я-то тут при чем? Ни ступить, ни молвить не умею, да и вообще! Тут актерские способности нужны, а я никогда в жизни не играл… и я — трус, учтите!
Босоногий колдун внимательно, задумчиво смотрел на него.
— Я долго смеялся, — сказал он, — когда чатури предложил твою кандидатуру. Но сейчас, милый мой, я склонен думать…
Михаил Анатольевич ответил ему совершенно беспомощным взглядом.
— Аркадий Степанович, но уж вы-то должны понимать…
— Понимаю. И сочувствую. Но уж больно вовремя вы явились — стоило только упомянуть твое имя…
— Соглашайся, Овечкин, — встрял Пэк, елозя в кресле. — Такое приключение! Будет что внукам рассказать!
Баламут недовольно кашлянул.
— Колдун, это и впрямь белиберда. Ты забыл, что наш самозванец должен уметь драться. А он…
Доркин пренебрежительно мотнул головой в сторону Михаила Анатольевича.
— Ты пока помолчи, — сердито сказал старец. — С тобой все ясно. Видишь ли, Мишенька, — он снова обратился к Овечкину и вдруг замялся, — есть одна загвоздка… получается, что никто, кроме тебя…
И смущенно умолк.
— Какая загвоздка? — спросил Овечкин, не дождавшись продолжения и встревожившись. — Говорите же!
— Оне будут мяться и ломаться, — противным скрипучим голосом заговорил чатури, — а я тебе прямо скажу, ягненочек. Ни один ихний подставной принц не найдет в себе сил отказаться от принцессы, когда дело дойдет до свадебки. Уж так все ее любят, так любят! Жизнь за нее положить готовы, а вот оставить ее незамужней да счастливой — фигушки! На тебя вся надежда. Как ты уже однажды подвиг ради нее совершил, так будь любезен еще разок…
