Елизавета Абаринова-Кожухова - Искусство наступать на швабру
– Господин банкир, – обернулся Серапионыч к Грымзину, – вы еще не вернули вторую карту обратно Веронике Николаевне?
– Нет еще.
– Прекрасно! Значит, ее надо ненавязчиво подсунуть господину Серебрякову.
– Это я беру на себя, – скромно ответил Грымзин.
* * *Когда Егор поднялся на палубу, кок все еще "дышал свежим воздухом", вернее, вдыхал в себя "Герцеговину-Флор", задумчиво глядя на проплывающий мимо однообразный ландшафт. У него на плече сидел ворон Гриша.
– Иван Петрович, господин Грымзин просит вас к зайти к нему, -нарушил Егор уединение кока.
– A что ему нужно? – повернулся к Егору Иван Петрович.
– Что-то насчет завтрашнего обеда.
– A, ну ясно. Егор, помоги мне подняться.
– Вперрред! На барррикады! – с энтузиазмом закаркал Гриша.
Когда Серебряков доплелся до каюты Грымзина, там, кроме владельца яхты, никого уже не было. Но на столе в открытом виде лежала карта – та самая, которую Егор отвез генералу Курскому, Вероника похитила у генерала, а Грымзин – у Вероники.
– Слушаю, хозяин, – учтиво поклонившись, произнес кок.
– A, Иван Петрович! – приветливо обернулся Грымзин. – Я давно хотел вам сказать, что ваша стряпня мне очень нравится.
– Рад служить! – ответил Иван Петрович.
– Ясно, что рады. Ведь я вам плачу жалованье, и немалое. В общем, я хотел бы вам дать некоторые заказы на завтрашний обед. На первое...
Тут в каюту заглянул Егор:
– Евгений Максимыч, вас просит адмирал. Какое-то важное дело.
– Подождите здесь, я сейчас буду, – сказал Грымзин и вышел из каюты. Когда он минут через десять вернулся, кок все так же стоял, опираясь на костыль, но карты на столе уже не было.
– Так что же на первое? – спросил Серебряков.
– A, ну приготовьте что-нибудь съедобное, я всецело полагаюсь на ваш вкус, – рассеяно ответил банкир.
– Слушаюсь! – Настолько быстро, насколько позволял костыль, кок покинул каюту.
* * *Вечером Гераклов вновь отправился в радиорубку.
– Ну, что сегодня будем слушать – "Икс-игрек-зет" или Госрадио? -спросил Oтрадин, собираясь включить приемник.
– Не надо, – остановил его Гераклов и на одном дыхании выпалил: -Полкведим невинс нерокста!
Радист вздрогнул и уставился на Гераклова.
– Вы... вы?! – наконец выговорил он.
– Да, я, – спокойно ответил Гераклов. – A что, разве я не похож на красно-коричневого подпольщика?
– Откровенно говоря, не похож, – чистосердечно ответил Андрей Владиславович.
– Я опытный конспиратор, – объяснил Гераклов. – В общем, передайте товарищам в центр вот это. – Политик протянул радисту листок бумаги и покинул рубку.
Oтрадин развернул записку – она была совсем короткой: "Все идет как задумано. Ждите новых сообщений".
Едва Андрюша включил передающее устройство и настроился на миллиметровые волны, как в дверь постучали.
– Входите! – крикнул радист. В помещение вошел штурман Лукич.
– Пулкведим невиенс неракста! – чеканно произнес штурман, поглаживая свою знаменитую бороду.
– И вы.. и вы... тоже?.. – пролепетал радист.
– Так точно! – кратко ответил Лукич, вручил Отрадину ученическую тетрадку и, круто повернувшись на каблуках, покинул радиорубку.
Тетрадка была чуть ли не вся исписана мелким почерком и содержала подробный отчет, временами переходящий в донос, обо всем, что происходило на судне. Лирические отступления на тему теории и практики государственных переворотов явно не столько предназначались для очередного радиопослания, сколько претендовали на место в будущем Полном собрании сочинений.
Oтрадин вздохнул и принялся передавать в эфир оба послания. Этот процесс затянулся далеко за полночь, что и не удивительно – за просто так никто миллион обещать не станет.
* * *A мотористка Степановна, надевшая лучшее из своих платьев, напрасно ждала возлюбленного на палубе под капитанским мостиком.
Постепенно мысли об Отрадине плавно перетекли в воспоминания о прошлом – и совсем недавнем, и более далеком. И Степановна сама не заметила, как заснула. И приснились ей удивительные события, происходившие с ней то ли в реальности, то ли в мечтах, несколько лет тому назад.
СОН СТЕПАНОВНЫ
Удивительная история, приснившаяся Степановне, началась в 1990 году -в довольно сложный и запутанный момент новейшей истории, когда на авансцену политической жизни общесоюзного пространства в целом и Кислоярского района в частности, выдвинулось такое вооруженное формирование, как OМOН – отряд милиции особого назначения. Использование ОМОНа в своих целях политическими организациями, активно выступавшими против регионального суверенитета (о независимой Кислоярской Республике речь в то время даже и не шла) стало причиной весьма противоречивого к нему отношения в различных слоях общества – одни жители бойцов ОМОНа проклинали, а другие превозносили, видя в них единственных защитников от "кровожадных демократов" и "лиц сибирской национальности", или "желтых", как их называли в народе. Этих "желтых" в Кислоярске проживало человек двадцать, и они самым нахальным образом хотели иметь свою национальную школу и исповедовать религию предков в лице собственного шамана. Больше, собственно, никаких неудобств они местным жителям не создавали, но и этого было достаточно, чтобы некоторые кислоярцы их, мягко говоря, недолюбливали.
К "некоторым" принадлежала и скромная женщина Степановна – усердная читательница газеты "Правда" и постоянная участница митингов Интернационального фронта трудящихся Кислоярска. Надо сказать, что в то время значительная часть общества переживала период всеобщей влюбленности (медовый месяц): многие "интер-тетеньки" были неравнодушны к товарищу Разбойникову, занимавшему в то время крупный партийный пост, а женщины интеллектуального склада ума – к предводителю демократов либерального толка Кириллу Аркадьевичу Яйцыну. И все из числа первых – независимо от возраста и пола – были влюблены в пламенные стихи пролетарского поэта Феликса Алина, публиковавшиеся в красной прессе и регулярно звучавшие на митингах.
A вот избранником сердца Степановны стал боец ОМОНа по имени Мстислав. Началось это после того, как в Кислоярск прибыла съемочная группа "600 секунд" и сняла сюжет об ОМОНе и, в частности, о Мстиславе. По мотивам этого нашумевшего сюжета поэт Феликс Алин даже сочинил бессмертные строчки:
Я так надеюсь, что ОМОН
Устроит в Кислоярске шмон.
Пусть знают все наш грозный норов -
Дерзай, Мстислав! Снимай, Невзоров!
И если любовь товарищей Степановны к товарищу Разбойникову и к стихам товарища Алина носила преимущественно платонический характер, то сама Степановна – простая советская женщина, за долгие годы тяжелого труда обделенная высокой и светлой любовью – воспылала к Мстиславу плотской страстью, поздней и безнадежной, и оттого еще более пылкой. Однако мечта Степановны оказалось неосуществимой – и даже не из-за солидной разницы в возрасте, а потому что Мстислав, как объяснили Степановне его товарищи по отряду, был абсолютно равнодушен к женщинам. Нет, Мстислав отнюдь не являлся гомосексуалистом – он был зоофилом и истинное удовлетворение получал лишь при любовном контакте с животными, предпочитая собак.
