Елена Шихматова - Венец Бога Справедливости
— А для меня какая честь биться против его величества Каримэны, потомка самого Великого Бога Справедливости!
— Который, наверняка, позволил тебе подумать над смыслом твоего существования, причем не где-нибудь, а в стенах идэлийского дворца.
— Боюсь, ты не прав, ибо твой дражайший предок, ничего не знает о моем присутствии здесь.
Георг от души рассмеялся.
— А ты наивен, Син! Ну, это еще было бы простительно мне, но тебе!
Этот смех не порадовал Балскове, а, напротив, разозлил.
— Следи за своим языком, щенок!
— А кто устанавливал рамки для нашего общения? А-а, ну да, я просто этого не знал.
— Надоело! — зло бросил Син и запустил в юношу первую огненную стрелу — Георг не стал отстранять ее и лишь отпрыгнул в сторону. Вторая стрела также не застала жертвы на должном месте — Георг, сам, обладая молниеносной реакцией, не позволял огненным перьям настичь его. Таким образом, они повернулись на градусов шестьдесят от изначальной лини, что позволило теперь Георгу не беспокоиться за жизнь эльфов, которых он связал магической леской, а Балскове сделать свои выводы.
— Что, мальчишка, испугался? Или надеешься силы мои растратить! Плохо же тебя учили в школе, если ты не знаешь, что это для настоящего мага обыкновенная забава!
Син хотел сказать что-то еще, но Георг ему того не позволил и запустил в противника нешуточную молнию — этому приему его обучил Тасмир — Балскове мощной волной отбросил ее сторону — заряд пришелся на макушки кустарников, за которыми скрывалась Руфина — девушка едва не вскрикнула и на всякий случай спряталась в боковом углублении оврага.
Следом за первой последовала вторая, третья и четвертая молнии — а потом крик. "Не его, не его", — шептала Руфина и, до конца осознав свои слова, даже улыбнулась. Да, вскрикнул, действительно, Балскове: последнюю молнию он не успел отстранить полностью, в результате чего она обожгла ему левую руку.
— Ах, ты, гаденыш! Да, я знаешь, что с тобой сейчас сделаю?!
Но прежде, чем Син успел наколдовать локальное землетрясение с разверзанием поверхности, Георг вновь заставил его отражать молнию. Нет, землетрясение — это слишком долго, а вот создать волну воды. Стрела уже сорвалась с рук Георга, но, направленная им, еще не успела потерять с ним связи — создалось короткое замыкание. Вскрикнув, юноша отлетел метра на три от того места, где стоял. Теперь Руфина знала: это его крик — девушка прикусила кулак. На миг все смолкло — Руфина чувствовала, что она не в силах пошевелиться, дыхание ее замерло.
— Получил? — Син самодовольно улыбнулся. — Вот и пришел тебе конец. Сначала тебе, потом и твоей красавице придет черед, а потом и твоему братцу.
Последние угрозы, не в его адрес, стали волной гнева в душе Георга. Причем здесь Руфина? Причем здесь Андрей? Георг, получив новый импульс, забыв о боли, поднялся и, презрительно посмотрев на Балскове, сказал. — Рано хоронишь, полуэльф, сначала погрейся!
Волна огня обрушилась на Балскове, сокрушаемая другой волной, водной — представительницы двух стихий встретились на середине расстояния между двумя волшебниками, поочередно склоняясь то в одну, то в другую сторону. Не смотря на то, что Георг почти полностью был занят заклинанием, все-таки здравая мысль, промелькнувшая в его голове, дала понять, что, действительно, надо делать. Резко и даже неожиданно для Балскове юноша оборвал действие огненной струи и отпрыгнул в сторону — Син невольно пошатнулся: противовес исчез, а он еще какое-то время направлял водный поток с той же силой.
— А вот теперь, действительно, обороняйся! — зло прошептал Георг и окутал противника необычной волной неразличимого, но коварного ветра, на уровне мыслей.
Балскове схватился за голову: переместившись в тело Кирилла Белорского, он, во избежание гибели последнего, не мог убить его полностью, теперь Георг взывал к ослабленному подсознанию эльфа, смещая при этом Балскове с завоеванных позиций. Син упал на колени, он почти ничего не видел перед глазами из реальности, как впрочем, и его противник, последний, воспользовавшись своей природной способностью, применяя ее в таком объеме, без должных на то тренировок, рисковал едва ли меньше. Перед мысленными взорами обоих мелькало только сумеречное поблескивание и отрывочные фразы всех троих, отдающиеся глубинным эхом. "Прочь, прочь, прочь…" Неизъяснимая сила гнала сознание Балскове, он не мог применять против нее магию, все более твердые позиции занимал Кирилл Белорский, все отчетливей слышался голос последнего и все более приглушенней голос Сина. Он чувствовал, что возвращается в свое тело, против воли, вопреки всем усилиям — реальность вновь начинала представать перед ним, но не лес, а грубые стены созданной им самим темницы.
— Нет!!!
Да, это было вновь его тело, его голос, его заточение, его время. Проступила реальность и перед глазами Кирилла Белорского предстали — он также вновь ощущал свое тело — полыхающий кустарниковый лес, какие-то эльфы, словно связанные невидимыми веревками и лежащий на земле, донельзя знакомый ему юноша. Но все пережитое Белорским дало о себе знать, он чувствовал, что трезвое понимание действительности покидает его, вновь перед его взором замелькали стены темницы, воспоминания о том резком вмешательстве в его сознание, вновь он чувствовал чужую боль, не его тела. Эльф схватился за голову, но чьи это были руки? Его?
Огонь все ближе подступал к Руфине, но времени думать об этом не было, нужно было вернуться. "Надо встать, — твердила она себе, — надо встать и идти туда. Я должна быть с ним!" Сзади, совсем близко послышались голоса солдат.
— Они должны быть где-то здесь!
— Вперед! Не отставать!
Удушливая обжигающая волна воздуха, созданная пожаром, угрожающе усиливала свое действие при каждом шаге Руфины, но останавливаться было нельзя. Превозмогая боль, пелену, надвигающуюся на сознание, она, чуть обойдя полыхающие кусты, вышла на поляну. Если бы не жгучий воздух, она бы вскрикнула. На поляне ее глазам предстала следующая картина: Белорский, отчаянно сжимая голову руками, перекатывался по земле, а в нескольких шагах от нее лежал Георг. Подбежав к нему, Руфина первым делом проверила его пульс. "Жив", — прошептала она, молитвенно закрыв глаза. Только после этого к ней вернулась трезвость мысли.
— Георг, Георг, прошу тебя, очнись! Очнись, нам нужно уходить отсюда, — девушка с каждым словом глотала комки слез, невольно роняя их и на него.
Все звуки окружающего мира почти не достигали его слуха — он скорее видел их, чем слышал, видел как мало осознаваемые колебания воздуха, но вот капля воды, словно упав с огромной высоты, громко упала где-то рядом. И потом он услышал голос, донельзя знакомый, но сил подумать, вспомнить: кому он принадлежал, не было.
