Ольга Елисеева - Сокол на запястье
Бреселида опустила дерюгу на место. У нее в голове стало ясно. До звона. Она сделала несколько шагов. Ноги подкашивались. С улицы продолжали доноситься обрывки разговора. Делайс поторапливал Тира с работой.
«Не ты, только не ты», — думала всадница, уже прекрасно зная: именно он.
«Амазонка» не сразу осознала, что продолжает держать древко копья. Рука от его тяжести казалась неподъемной. Чтоб проверить свои смутную догадку, женщина влезла на бочку и упрямо, пересиливая боль в локте, попыталась вскинуть оружие. «Это как же кидать такую орясину?»
Первым не выдержало запястье. Вывернулось. И чтоб не грохнуть копье на пол, всадница успела подхватить его подмышкой. Так, кажется, удобно. Она зло закусила губу и начала раскачиваться взад-вперед, подражая скачке.
Теперь все тело, вместе с копьем налилось невыносимой тяжестью.
Назад — вперед.
Еще разок.
Бреселида вдруг поняла, что кидать ничего не надо. Ее собственное тело слилось с оружием в единое целое и усиливало удар. «Самой бы не улететь», — мелькнуло в голове у сотницы. И тут же пришло горькое понимание: всадник должен быть тяжелее, чем она. От его веса зависит сила удара. Вот почему скифские катафрактарии несокрушимы!
Ее подруги всегда старались одеться верхом полегче. Кожаные доспехи. Кожаный шлем. Чтоб не очень отягощать лошадь. Теперь все можно сделать наоборот.
Нужно сделать!
Бреселида шатнулась в последний раз, и, чтоб справиться с захлестывавшими ее чувствами, со всей силы въехала древком в стену. Нельзя сказать, чтоб она снесла пол кузницы, но трещина в глине прошла от пола до потолка. А звук удара, наверное, был слышен и по ту сторону пролива.
Испугавшись поднятого шума, женщина обернулась и уперлась глазами в сумрачное лицо Делайса, стоявшего у заднего входа. Царь, кажется, наблюдал за ней уже несколько минут.
— Я не ожидал тебя так рано. — его голос был совершенно чужим. — Видишь ли, Тир не любит убираться перед приходом гостей.
Он шагнул в кузницу, и Бреселида инстинктивно отшатнулась назад. Она неуклюже съехала с бочки, подвернула ногу и упала бы, если б не оперлась на копье.
Делайс не спешил поддержать ее. Он все еще разглядывал трещину в стене и покусывал губу.
— Впрочем, за что ругать Тира? — снова его глухой, совершенно незнакомый голос поразил женщину. — Я сам должен был позаботиться о том, чтоб тут ничего не было. Ты ведь не можешь не лезть, куда тебя не просят?
«Амазонка» насупившись молчала. Что-то в облике царя пугало ее.
— Ты все поняла правильно. — кивнул он. — Я знал, что ты догадаешься. С самого твоего приезда.
— Это твои попытки избежать крови? — Бреселида поборола слабость в коленях и выпрямилась.
Царь кивнул.
— Жаль, правда? — почти с издевкой спросил он.
— Чего жаль? — к сотнице, наконец, вернулось самообладание. — Что тебе теперь придется убить меня? Чтобы я ничего не рассказала?
На его лице не отразилось никаких чувств, кроме крайнего отчуждения. Он потянул со стола уже выправленную Тиром заготовку кинжала и повертел ее в руках.
— Убей меня, Делайс. — выдохнула Бреселида, в изнеможении сев на пол и опустив голову. — Потому что так жить я не могу.
— А я могу? — грустно усмехнулся он. — Уходи, Бреселида. И как можно скорее. — его пальцы продолжали сжимать холодный бронзовый стержень на месте не насажанной рукоятки. — Уходи! — он рывком поднял ее с пола и почти швырнул к двери.
Женщина опомнилась только во дворе. Домашние Тира с удивлением смотрели, как она опрометью кинулась к коновязи, влезла на лошадь и, погоняя, помчалась прочь из усадьбы.
— Зря вы ее отпустили. — с осуждением сказал кузнец. — Сколько людей может погибнуть за так. Из-за одной бабы.
— Она не выдаст. — царь упрямо мотнул головой. — Но как же я… — Он не договорил. Случившееся перечеркнуло саму возможность разговора с Бреселидой о помощи в совете. «Прокляли меня что ли при рождении?» — Делайс деревянными пальцами отвязал повод коня.
Только тут до него дошло, что он специально подставился Бреселиде. Чтоб понять, как она себя поведет. Не выдержал. Мог ведь убрать заготовки. Но не стал. Как будто нарочно подталкивал себя к гибели. Рисковал жизнями доверившихся ему людей. Только из-за неуверенности в женщине. И тут же едва не поднял на нее руку…
Проклиная себя последними словами, Делайс уехал из кузницы, очень плохо представляя, что делать дальше.
* * *Добравшись до «Канарейки», царь сполз с коня и, ничего не объясняя хозяину, забился в самый темный угол. Здесь он пил кувшин за кувшином. Молча. Без закуски. Надеясь, что в один прекрасный момент память откажет ему.
Сначала трактирщик разбавлял гостю вино, но потом, поняв, чего добивается царь, принес из подвала запотевший жбан абрикосовки, которая шибала сивухой на стадию вокруг. Только тут Делайсу стало по-настоящему хорошо. Сначала он вообразил, что пьет на корабле и качка усиливается. Потом доски стола ударили его в лицо, и наступила блаженная темнота.
Как и при каких обстоятельствах царь очутился в дворцовом саду, он не знал. В голове, как яркие вспышки, возникали обрывки картин. Жара. Он садится верхом и отгоняет трактирщика, пытающегося не дать лошади выскользнуть из-под всадника.
Ворота открываются не сразу. Караульные меотянки потрясенно таращатся на мужа Тиргитао, поющего гимн Дионису-Страдальцу, своей кровью вспоившему землю для виноградной лозы.
Андрон справа. Нужно идти туда, но левая нога все время забирает в сторону и уводит царя по дорожке. Кусты. Кусты. Кусты. Он никогда не думал, что андрон такой большой. Оказывается есть уголки сада, где Делайс никогда не бывал! Век живи — век учись.
Под стеной отцветших пионов он ложится на землю. Небо голубое-голубое. С перьями облаков. Рядом журчит вода. Резь в желудке. Не хорошо мочиться под себя. Надо отойти в сторону.
Шаг. Еще шаг. Руки хватаются за ветки скумии. Жаль дерево хлипковато. Ну одного-то человека удержит!
«У-ух ты!» Нельзя, чтоб ноги были выше головы. Зацепились за сучки на стволе. «Подтягивай их, подтягивай. Во-от так. Чудесно! Где это я? А не все ли равно? Кругом ветки, меня не видно. Мне тоже никого не видно. Очень хорошо. Земля теплая. Вот только не надо залезать мне в ухо. Гнусь, а гнусь! Я к тебе обращаюсь. И что из того, что ты божья коровка? Не надо жужжать, царь спит».
Монотонный гул голосов за стеной лавра вплетался в его сон, выдергивая Делайса на поверхность.
Голоса женские. Неприятно знакомые. «Что эти бабы делают в андроне? Совсем стыд потеряли!»
Низкий, грудной, очень хриплый. Нет, его всегда поражала разница между утонченной красотой Тиргитао и ее грубым голосом.
