Юлия Винтер - Проклятые
— Думаю то же, что и тебе, — мужчина улыбнулся, а у меня перехватило дыхание, от смешанного чувства восхищения и страха. «Как он божественно прекрасен»! — пронеслось в голове и тут же от внезапно пришедшего осознания потемнело в глазах.
— Я не могу допустить уничтожения Хортборга. Предполагаю, ты бы тоже этого не хотела, — меня уже трясло, словно в лихорадке. Спина покрылась холодным потом.
— Дитя, я не виню тебя ни в чем. Ашана, обманув, хотела вырваться из Хаоса и уничтожить этот мир. Тебя ввели в заблуждение. Но теперь все будет хорошо. Мы ведь не допустим уничтожение всего живого?
— Не допустим, — послушно проговорила я, еще не до конца понимая все происходящее.
— Дай свою руку.
— Нет! — внезапно слетевшее оцепенение, позволило резко тряхнуть головой и отступить еще на шаг назад. Голос окреп.
— Нет! — повторила я.
— Каролина, ты погибель всего Хортборга.
— Нет!
— Глупая человечка, существующие в своем мире создатели не могут лгать…
— Нет! Нет! Нет! — сдавив руками виски, я продолжала кричать. Зажмурив глаза и пытаясь внушить себе, что все это обман зрения, все нереально, в конце концов, просто помешательство, но не более. Я здесь ОДНА! Никого, кроме меня здесь нет!
Тяжелая рука опустилась мне на плечо — я в ужасе замерла. Почувствовав на своем лице чужое дыхание, я вздрогнула и открыла глаза.
— С самого своего рождения ты несешь смерть. В тебе сила богини ночи. Все, с чем ты соприкасаешься, умирает.
— Неправда, — голос дрожал.
— Смотри, — ярко-желтые глаза были совсем близко. Они засасывали все глубже и глубже. Мгновение — и я перестала ощущать свое тело, будто превратившись в призрака. Яркая вспышка — и я очутилась в небольшом чистеньком доме. Белоснежная скатерть на столе, натертый до блеска деревянный пол. На небольших дощечках, приделанных к стенкам дома, очень аккуратно расставлены глиняные горшки и деревянная посуда. Сундук в углу. Не пыльный.
«Где я»? Ощущая себя невесомой, оглядываюсь. Комната пуста. Но вот, слух уловил где-то рядом какие-то всхлипы. Направляюсь к дверному проему, по всей видимости, ведущему в смежную комнату. Замираю.
Возле окна стоит небольшая кровать. Белые простыни испачканы в крови. На них лежит молодая женщина. «Красивая», — невольно проноситься в голове. Хрупкие, практически кукольные, черты лица в обрамлении темно-рыжих, вьющихся локонов. Восковая бледность. У ее постели, стоя на коленях и держа женщину за руку, задыхается от рыданий мальчик лет восьми-десяти.
Начинают дрожать руки. Я не хочу находиться здесь, но какая-то сила продолжает удерживать.
Внимание привлекает движение в стороне. Повернувшись, замечаю еще достаточно молодого мужчину. В его насыщенно зеленых глазах плещется такая боль, что начинает щемить сердце. «Но ведь я их не знаю… Не знаю, что случилось… Не»… Раздавшийся детский плач заставляет вздрогнуть всех, находящихся в комнате.
— Будь ты проклята! — практически крик, с болью, сквозь зубы… Я поворачиваю голову в ту сторону, откуда доносится плач и куда так ненавидяще смотрит мужчина.
Сердце пропустило удар, второй и замерло. Горло сжало до боли. Пропали все мысли, желания, все… Осталась пустота.
Все закружилось перед глазами, и вновь я вижу перед собой расплавленное золото. Еще мгновение — и снова вспышка. На этот раз меня вышвыривает на пустынную улицу какой-то деревни. Нога болит как от настоящего удара. Поднимаюсь и понимаю, что на этот раз я присутствую в этом незнакомом месте вполне реально. Я ощущаю свое тело, на меня даже обратил внимание упитанный черный кот, который неспешно прошел мимо и потерся о мои ноги.
Руки дрожат, я с жадностью глотаю воздух, но продолжаю задыхаться. Внезапно я слышу приближающиеся детские крики. По пыльной дорожке прямо на меня бежит маленькая рыжеволосая девочка. Ее щечки мокры от слез и перепачканы в грязи. Впрочем, как и ее некогда белая рубашка. Коленки сбиты в кровь, в руках тряпичная кукла. В глазах плещется животный страх. Пробегая мимо меня, девочка цепляется ногой за небольшой булыжник и с тихим вскриком падает на землю. Я очень хочу помочь ей, но меня что-то держит, не давая возможности сделать и шаг.
Детские голоса становятся громче, я поворачиваю голову и вижу бегущих детей лет шести-восьми. Их много. Около десяти. И у всех в руках тонкие прутики ивы. С улюлюканьем и криками они приближаются к рыжеволосой девочке и, беря ее в круг, начинают методично наносить удары.
От бессилия и ужаса меня начинает бить озноб. Кажется, я начинаю чувствовать частое-частое биение маленького сердечка, которому сейчас очень страшно и больно. Но я НЕ МОГУ пошевелиться и просто продолжаю смотреть.
— Маленькая убийца! Маленькая убийца! — кричат дети, дергая ее за волосы и уже перестав сечь прутиками, возят маленькое тельце по пыльной земле.
— Проклятая! Ты никого больше не убьешь!
— Убийца! — Детские крики сливаются в один сплошной жужжащий рой. Поднявшийся ветер пронизывает резкими холодными порывами. От набежавших туч на глазах начинает темнеть.
— Маленькая убийца! — завывание собак, хлопанье хлипких деревянных дверей…
— Проклятая! — взволнованные окрики взрослых, гудение ветра, пробегающие разряды по воздуху. И вдруг все замирает. На бесконечно длинный и ужасный миг…
Протяжный, полный боли крик девочки, раздается одновременно с моим криком. Один — умоляя, взывая о помощи, второй — с ужасом, от осознания того, что сейчас произойдет. Потому что один из кричащих вспомнил, что должно произойти:
— Нееет!
Огромная волна огня слизывала все на своем пути. Никого не щадя, превращая все в пепел. Жар стоял неимоверный. Запах горелого мяса доводил до тошноты.
Наконец вернув своему телу подвижность, я упала на четвереньки, и меня вырвало. Было больно. Суставы выворачивало, я задыхалась. Но больнее всего было внутри. Эта боль разрывала на части, сводила с ума. Подняв взгляд, я встретилась с черными глазами, глубокими и темными, словно два бездонных омута… На бледных детских щеках больше не было слез…
* * *Много маленьких песчинок. Кому-то могло показаться, что все они абсолютно одинаковы. Но я то знала, что не все… Если хорошенько присмотреться, то можно различить среди белых, одинаковой формы маленьких комочков, один черный… Всего один, но так разительно отличающийся!
«Много, много песчинок… Слишком много белых… А черные… Черные — портят общую картину, иногда цепляя за себя и раздражая взгляд. Кому вообще они нужны»?
