Виктория Дьякова - Доктор Смерть
— Я и сама от себя не ожидала. Ты знал, что тот поляк Ковальский появился на твоем процессе, чтобы всю вину Бруннера свалить на меня? — она пристально посмотрела на него. — Ты знал?
— Нет, я не знал, — он вздохнул и снова опустился в кресло. — Американцы вынудили Науйокса, но потом все равно легального освобождения не получилось. Пришлось бежать, ты, наверняка, знаешь. Так что весь план отменили. А когда я освободился, об этом уже не вспоминали.
— Вальтер мне говорил именно так, — Маренн едва заметно улыбнулась.
— Вальтер знал, с кем он работал, — Скорцени взглянул на нее со скрытым упреком. — Гораздо лучше, чем ты — с кем ты жила, как выясняется. Ковальский лечился в твоей клинике, его перевели из Америки?
— Да.
— А теперь спокойно вернулся на родину? Его никто не трогает?
— Да.
— Тогда чего ты хочешь, Маренн?
— Чтобы Бруннер прекратил ставить опыты на людях. Больше ничего.
— Ты очень неосмотрительна. Здесь нельзя так себя вести, — он наклонился к журнальному столику, налил виски в бокал. — Вот шофер такси, который тебя вез, ты знаешь, кто он?
— Нет, а зачем? — Маренн недоуменно пожала плечами. — Я ему заплатила.
— Это был мой человек, — входная дверь открылась, она услышала голос за спиной и вздрогнула. — Он мне сообщил радостную весть, к нам снова приехала фрау Ким. Наверное, с проверкой.
Это был Бруннер. Маренн взглянула на Скорцени — ловушка? Он молча приподнял бровь, как бы говоря: «Я тебя предупреждал».
Маренн повернулась. Бруннер стоял на пороге. Все такой же чистенький, опрятный, представительный, в идеально сидящем светло-сером костюме. Он картинно склонил голову и криво усмехался, с явно заметной издевкой. Маренн стало не по себе.
— Что тебе нужно, Дитрих? — спросил Скорцени с раздражением. — Мы не договаривались о встрече сегодня.
— Срочная необходимость.
— Тогда подожди меня наверху.
— Слушаюсь, — Бруннер понимающе закивал и неторопливо поднялся по лестнице, все так же неприятно улыбаясь.
— Немедленно возвращайся в гостиницу, — Скорцени подошел к Маренн. — Тебя отвезет мой шофер. И запомни, здесь не Париж, здесь нельзя сесть в такси, не задумываясь, кто шофер и куда он тебя везет, во всяком случае, у такого места, как кафе «Сладкая роза». Я был бы спокоен, если бы сегодня же ты вылетела назад, во Францию. Ты можешь сделать мне такое одолжение? И, пожалуйста, не думай о Марте. Забудь. Я прошу тебя, забудь, — он наклонился и поцеловал ее в губы.
— Я постараюсь…
Едва она вошла в номер гостиницы, зазвонил телефон. Маренн сняла трубку.
— Я бы наказал тебя как следует, — услышала она голос Мюллера, — да дотянуться не могу. Я же сказал, никакой самодеятельности.
— Но я…
— Не надо тратить время на оправдания, госпожа Ривас. В аэропорту вам заказан билет на Париж. Сейчас же уезжай…
— Но как же…
— Я полагаю, ты никогда не сомневалась, что я знаю, что говорю, а уж тем более, знаю, что делаю. С тех пор ничего не изменилось. Я дам тебе знать.
Из трубки понеслись короткие гудки. Маренн положила трубку на рычаг. Собиралась она недолго. Такси ей подали — она даже не вызывала и не стала спрашивать, кто его вызвал — и так было понятно. Билет действительно был заказан. На регистрации какой-то смазливый служащий, — молодой латиноамериканец, — прищелкнул языком, провожая ее долгим, блестящим взглядом темных, южных глаз.
— Сеньора красива, как итальянская мадонна, — донеслось до нее.
Она обернулась, улыбнулась, но промолчала.
Воздушный лайнер за десять часов домчал ее до аэропорта Орли в Париже. После приземления пассажиры стали покидать самолет. Взглянув в салон первого класса, стюардесса с удивлением увидела, что в кресле все еще сидит одна дама. Опустив голову в задумчивости, она словно не замечает, что все давно уже покинули самолет. Она так и просидела весь полет, не снимая манто, одна на трех креслах, никто не посмел подсесть к ней. Ничего не ела, не пила. Стюардесса подошла к даме, чтобы напомнить, что самолет уже прибыл в пункт назначения, пора выходить.
— Мадам, извините, мадам…
Дама взглянула на нее печальными зелеными глазами. Она была еще молода, очень хороша собой, в лице и манерах чувствовалось благородство.
— Да, да, я знаю, простите, — встрепенулась она, виновато улыбнувшись.
Потом встала с кресла и направилась к выходу. Выйдя за ней на трап, стюардесса видела, как на летное поле выехала черная машина — даму встречали, шофер давно уже получил ее багаж. Она села в автомобиль и уехала.
Вот и снова Версаль. Спустя почти одиннадцать часов после вылета из Буэнос-Айреса она снова оказалась дома. Едва она вошла, ее встретили Женевьева и Джилл. Джилл держала за руку Клауса. Рядом с ним сидел Айстофель.
— Мама, фрау Ильзе сказала, что Клаус теперь будет жить с нами. Она выходит замуж, — сообщила Джилл. — Вот так.
— Она приезжала? — у Маренн не было сил даже на удивление, она спросила почти равнодушно. — Когда?
— Вчера.
В последний раз, когда они виделись в Турине, после похорон Вальтера, Маренн несколько раз повторила Ильзе, что она всегда готова оказать ей и Клаусу любую помощь, но предупредила, что появляться в Париже без предварительной договоренности может быть весьма опасно для них обоих. Надо соблюдать предосторожности. Но либо Ильзе, охваченная страхом перед будущим, вообще не слышала толком, о чем она ей говорила, либо решила действовать так, как всегда — если ей надо, значит, надо, и ничто больше не принимается в расчет. Она не удосужилась прислать телеграмму, чтобы предупредить о приезде, не затруднила себя даже позвонить. И была наказана за свою небрежность. Поскольку Маренн отсутствовала, разговаривать с бывшей супругой своего бывшего шефа пришлось Джилл. А та относилась к Ильзе очень холодно. Это понятно, она всегда всецело была на стороне Вальтера и считала, что Ильзе внесла немалый вклад в то, что болезнь так быстро свела его в могилу. Узнав от Женевьевы, кто ее спрашивает, Джилл сначала вообще распорядилась сказать, что Маренн нет дома и пусть фрау заедет как-нибудь в другой раз. Но потом она подумала, что Ильзе может проявить настойчивость, будет приезжать каждый день — привлекать лишнее внимание было совершенно не нужно. Она приняла Ильзе.
— Вы подвергаете опасности и себя и мою мать, — высказала она Ильзе прямо на пороге. — Насколько мне известно, между вами были другие договоренности.
Ильзе недовольно дернула бровью. В прежние времена она бы и внимания не обратила на эту мышку, пусть даже и со смазливой внешностью — мало ли их сидело в бюро у Вальтера и строчило на печатной машинке рапорты. Пусть даже эта пользовалась его особым доверием — тем более. А с какой стати, собственно? Секретарша — и есть секретарша. Себя фрау Ильзе считала настоящей дамой, а это кто — прислуга, пусть даже на государственном обеспечении. Но теперь «прислуга» жила во дворце и, скорее всего, после смерти матери должна была унаследовать приличное состояние — с этим приходилось считаться. К тому же она сама явилась к ней в дом с просьбой. Так что хочешь — не хочешь, а нужно соответствовать требованиям и отвечать на вопросы, даже терпеть упреки.
