Мэрион Брэдли - Верховная королева
Артур поклонился жене, поблагодарил Ланселета улыбкой, взял Гвенвифар за руку.
– Иди сюда, Гвен, присядь рядом со мной… я позвал тебя затем, чтобы показать тебе нечто любопытное. Глянь-ка вон туда…
Группа рыцарей помоложе и юных отроков, состоящих у Артура в услужении, вели учебный бой: поделившись на два отряда, они сражались друг с другом при помощи деревянных мечей и огромных щитов.
– Глянь-ка вон на того, крупного, в изорванной шафрановой рубашке, – промолвил Артур. – Он тебе, часом, никого не напоминает?
Гвенвифар пригляделась к отроку, умело управляющемуся с мечом и щитом: оторвавшись от остальных, он смерчем налетал на противников, сбивая их с ног, одного хватил по голове с такой силой, что тот без чувств рухнул наземь, и могучим ударом по щиту едва не опрокинул второго. Мальчик был совсем юн: на его розовощекой физиономии лишь пробивался первый» пушок «; сущий херувимчик, если бы не шестифутовый рост и не широкие, точно у быка, плечи.
– Он сражается как сам дьявол, – промолвила Гвенвифар, – но кто же он? Кажется, я мельком видела его при дворе…
– Да это тот самый паренек, что явился ко двору, а имя свое назвать отказался, – пояснил усевшийся рядом Ланселет, – так что ты поручила его Кэю, чтобы на кухне помогал. Его еще Красавчиком прозвали за то, что руки у него такие холеные да белые. Кэй на грубые шутки не скупился: дескать, то-то запачкает он нежные пальчики, вращая вертел и чистя овощи. Нашему Кэю на язык лучше не попадаться.
– А мальчишка ни словом ему не отвечал, – буркнул Гавейн, сидящий по другую руку от Артура. – Он, что голыми руками, переломил бы Кэя надвое. Как-то раз Кэй гнусно пошутил насчет его происхождения, дескать, он, видать, мужлан низкорожденный, сын кухаря и кухарки, раз уж работа эта так легко ему дается, – так Красавчик лишь глянул на него сверху вниз и говорит: негоже это, дескать, – поднимать руку на рыцаря, ставшего калекой на королевской службе.
– Это небось оказалось для Кэя похлеще любых колотушек, – саркастически отметил Ланселет. – Кэй, бедняга, считает, что ни к чему не пригоден, кроме как поворачивать вертел да блюда разносить. Надо бы тебе, Артур, отправить Кэя на какое-нибудь приключение, ну хотя бы съездить отыскать следы Пелинорова дракона.
Элейна и Мелеас дружно прыснули, прикрывшись ладошками.
– Да, пожалуй, и впрямь надо, – откликнулся Артур. – Кэй так хорош и так мне предан, что жаль позволять ему киснуть в четырех стенах. Вы же знаете, я ему Каэрлеон хотел отдать, да только он и слушать не пожелал. Говорит, отец наказал ему служить мне лично, своими руками, покуда он жив, так что лучше поедет он в Камелот вести мой дом. Но этот парнишка… Ланс, ты его Красавчиком назвал? Он тебе никого не напоминает, госпожа моя?
Королева внимательно присмотрелась к отроку, атакующему последнего из поединщиков противной стороны; длинные, светлые волосы его разлетались по ветру. Высокий, широкий лоб, крупный нос, а руки, крепко сжимающие оружие, и впрямь холеные да белые… а рядом с Артуром королева увидела точно такой же нос и синие глаза, посверкивающие из-под гривы рыжих волос.
– Ой, да он же на Гавейна похож! – воскликнула королева едва ли не укоризненно.
– Господь помилуй нас и спаси, а ведь так оно и есть, – со смехом подтвердил Ланселет. – А я-то и не заметил – а ведь вижу мальчика едва ли не каждый день. Я ему и шафранную рубашку подарил; у бедняги и лоскута за душою не было.
– И рубашку, и много еще чего другого, – подтвердил Гавейн. – Когда я спросил мальца, все ли у него есть, что подобает его положению, он рассказал мне о твоих подарках. Очень благородно с твоей стороны помочь мальчику, Ланс.
– Так стало быть, он – птенчик из твоего выводка, Гавейн? – изумленно спросил Артур, оборачиваясь к кузену. – Вот уж не знал, что ты успел сыном обзавестись.
– Нет, король мой. Это… это мой младший брат, Гарет. Но он просил меня никому не говорить…
– И ты даже мне не сказал, кузен? – с упреком отозвался Артур. – У тебя, значит, завелись тайны от своего короля?
– Не в том дело, – смущенно запротестовал Гавейн, и его широкое, квадратное лицо полыхнуло багрянцем, так что и он сам, и волосы его, и кирпично-красные щеки сделались одного оттенка; Гвенвифар не уставала изумляться тому, что этот дюжий, воин краснеет, словно дитя. – Ничего подобного, король мой; просто мальчик умолил меня не выдавать его; он сказал, что ты даришь меня благосклонностью как кузена и родича, но ежели ему суждено снискать милость при Артуровом дворе и отличиться в глазах великого Ланселета, – так он и сказал, Ланс, в глазах великого Ланселета, – так пусть это будет благодаря его деяниям, а не имени и происхождению.
– Что за глупость, – отозвалась Гвенвифар, но Ланселет лишь рассмеялся.
– Нет же – это благородный поступок. Часто жалею я о том, что у меня не хватило ума и храбрости поступить так же; а то меня терпели лишь потому, что я, в конце концов, бастард самого короля, так что пытаться заслужить что-то самому мне вроде бы и незачем; вот почему я из кожи вон лез, стремясь отличиться в битве, чтобы никто не посмел сказать: дескать, чтят меня незаслуженно…
Артур ласково потрепал Ланселета по руке.
– Этого тебе страшиться незачем, друг мой, – промолвил он. – Все знают, что ты – лучший из моих рыцарей и наиболее приближен к трону. Но, Гавейн, – король обернулся к рыжеволосому рыцарю, – я и тебя отличаю не потому, что ты – родич мой и наследник, но потому лишь, что ты предан и стоек и десятки раз спасал мне жизнь. Находились те, кто внушал мне: дескать, не след держать наследника в телохранителях, ибо если долг свой он исполняет чересчур ревностно, так не видать ему трона, как своих ушей; не раз и не два имел я повод радоваться, что спину мне прикрывает родич столь верный. – Артур обнял Гавейна за плечи. – Значит, это твой брат; а я о том и не знал.
– Я и сам не знал поначалу, – отозвался Гавейн. – Когда я в последний раз его видел, ну, на твоей коронации, мальчишка росточком до рукояти моего меча не дотягивал, а сейчас – да сами видите! – Гавейн указал на брата рукою. – Но как только я приметил его на кухне, я подумал: а ведь малец небось бастард наших кровей. Господь свидетель, у Лота таких полным-полно. Вот тогда-то я его и узнал, а Гарет упросил меня не выдавать его: ему, видите ли, хочется стяжать славу самому, без чьей-то помощи!
– Ну что ж, за год суровой школы нашего Кэя любой маменькин сынок превратится в мужчину, – отозвался Ланселет, – а этот, Господь свидетель, держался отважно и стойко.
– Дивлюсь я, Ланселет, что ты его не признал: из-за него ты на Артуровой свадьбе едва шею себе не свернул, – любезно напомнил Гавейн. – Помнишь, как ты вручил его нашей матушке и велел вздуть мальчишку хорошенько, чтобы не кидался под копыта…
