Элеонора Раткевич - Время золота, время серебра
"Это он меня отвлечь пытается!" — понял Шарц, делая еще один ход.
Довольно удачный ход, если подумать. Конечно, если бы герцог меньше волновался, он бы никогда не позволил себе так обнажить свой правый фланг. И ведь он сам только что говорил о флангах! Но теперь, когда его глаза мечутся от шахматной доски к плотно запертой двери… И тут Шарц увидел потрясающий ход. Просто невероятное везение! Чудо. Вот сейчас… сейчас… Он еще ни разу не выигрывал у герцога. Ни разу. А тут… Похоже, сегодня это неминуемо.
Он почти забыл о плотно запертой двери, он едва не пропустил момент, когда звуки за ней изменились непоправимо и страшно. Он едва не прозевал момент, когда окружающая реальность треснула и он перестал быть шутом, перестал быть коротышкой, перестал быть лазутчиком, "безбородым безумцем", "последней надеждой", даже просто гномом — перестал. Потому что реальность окружающего мира треснула, и с него осенними листьями слетели все те имена, в которые он когда-то упрятал свою личность. Он больше не был лжецом, ловко жонглирующим сущностями, потому что долг врача призвал его, а врач не смеет лгать. Игры кончились.
Он встал и шагнул к двери.
— Что?! — вскакивая вскричал герцог.
— Так неправильно, — невразумительно бросил Шарц, открывая запретную дверь.
У него нет времени на объяснения. У него вообще нет времени на слова. У него есть время успеть. И только.
Шаг внутрь, как в пропасть со скалы. Шаг внутрь, как в бездну разверзшегося провала. Шаг безумца, решительный и неудержимый. Шаг.
Шагнув внутрь, Шарц коротким движением послал дверь назад. Она закрылась прямо в лоб бросившемуся за ним герцогу. Герцог замер. Застыл, не издав ни звука. Медленно поднес руку к расквашенному лбу, но так и не коснулся его.
— Нас в Марлеции по-другому учили, — донеслось до герцога.
Шарц промолвил это, глядя в отчаянные глаза повитухи, мягко отстраняя ее.
— Отдохните, уважаемая, — молвил он. — А ты мне понадобишься, Полли! — тут же добавил он служанке герцогини, вцепившейся ногтями одной руки в другую, да так и застывшей. — Щипать себя — это не лучший способ помочь госпоже! Ко мне, да поживей!
Служанка еще мгновение изображала из себя каменную статую, а потом облегченно вздохнула и бросилась к нему.
— Что нужно делать? — с отчаянной надеждой выпалила она.
— Прежде всего успокоиться, — порекомендовал доктор Шарц.
Так. А теперь забыть. Забыть застывшие в отчаянии и ужасе глаза повитухи. Забыть о том, что она тысячу раз это делала, а ты, вчерашний студент, и у тебя было совсем мало практики. Забыть, что время уходит. Что его уж и вовсе нет, этого проклятого времени. Забыть о том, что ты можешь ошибиться, у тебя нет права на ошибку. О том, что перед тобой не просто рожающая женщина, но рожающая герцогиня — перед жизнью и смертью все равны, а ты врач, твой титул превыше королевского. Так забудь же о своих страхах и сомнениях, доктор Шарц. Действуй, черт тебя побери, коротышка долбаный!
Когда по бороде потекла теплая струйка, герцог понял, что прокусил себе губу.
"Еще немного, и я просто свихнусь! — думал он. — Хорошо, что я отдал свой меч оруженосцу. Хорошо, что никто не приходит… ничего не говорит… я и без меча могу кого-нибудь убить. Господи, да когда же этому конец? За что ей такие муки?!"
И в тот же миг он услышал новый звук, резкий и несомненный. И по тому, как радостно завопила служанка, как горько заплакала повитуха, герцог понял — все хорошо, все живы.
А потом открылась дверь, и на герцога налетел Шарц. Бесцеремонно отодвинув его светлость в сторону, он на подгибающихся ногах проследовал к столику с шахматами. Сгреб позабытый за страхами кувшин вина, осушил его единым духом и вытер блестящий от пота лоб окровавленной ладонью.
— У вас мальчик, ваша светлость, — сказал он и улыбнулся улыбкой до того страшной, что и мертвый бы перепугался, но герцогу она показалась прекраснее утренней зари.
— Кстати, вам мат, герцог, — окровавленная рука Шарца передвинула одну из фигур на доске.
Герцог зарычал от радости и сгреб Шарца в объятия.
— Мне уже можно… туда?! — каким-то новым для себя, трепетным голосом спросил герцог.
— Нужно… — полузадушенно просипел Шарц. — Отпустите же! Кости трещат! Если вы так схватите младенца… или обнимете жену…
— Прости! — герцог отпустил своего шута и доктора и на цыпочках бросился к двери.
Шарц фыркнул, глядя на это, покачал головой и пошел в другую сторону.
Мыться и спать.
— Я знаю, что ты не спишь…
Что за черт, он и в самом деле не может уснуть, это ему сгоряча показалось, что может, а теперь гадюка-память злорадно подсовывает картинки минувшего. Одну за другой. Одну за другой. Он и сам знает, что он не спит. Попробуй тут засни, после такого! Но это еще не повод его будить кому бы то ни было. Кроме герцога, разумеется. Ради его светлости он согласен встать. Хотя бы для того, чтобы дать означенной светлости в ухо. Но герцог не станет его тревожить. Во-первых, он не дурак, а во-вторых, он сейчас слишком занят. Слишком занят, чтоб приставать с благодарностями и прочим, что полагается испытывать в такой ситуации благородному человеку. На данный момент милорд герцог едва ли помнит о том, что существует на белом свете такой коротышка по имени Хьюго Одделл, шут и доктор. То есть помнит, конечно, но… значения это не имеет ровным счетом никакого. Потому что у его светлости есть заботы поважней. Жена. Сын. Живые. Этого достаточно, чтоб забыть обо всем. И правильно. Так и надо. Доктором Хьюго милорд займется завтра.
Так что некому его будить. Некому. Ходят тут всякие! Ну держитесь, если он все-таки проснется! Уж тогда вам точно достанется, можете не сомневаться!
— Я знаю, что ты не спишь…
Нет. Это не герцог. Луженая глотка герцога просто не в состоянии воспроизвести такой нежный девичий шепот.
Девушка в его спальне?!
Что за безобразие! Или — безумие? Какая красотка по доброй воле и не сойдя с ума полезет в его спальню? Спальню карлика.
Нет. Он не будет открывать глаза. И зажигать свечу не будет. Несчастная дурочка ему просто снится.
Или это вовсе не…
— Случилось что-нибудь?!!
Ужасная мысль подбросила его на ложе.
Герцогиня?!
Ребенок?!
Вдруг все не так хорошо, как ему казалось? Вдруг он что-то пропустил, не заметил… вдруг…
Что-то тяжелое и теплое навалилось, прижимая к постели.
— Ш-ш-ш… не шуми… — шепнул на ухо все тот же девичий голос. Очень знакомый голос. — Все хорошо. Ничего не случилось. Это просто я…
"Просто я, видите ли!"
