Ольга Погодина - Обитель духа
Илуге вздохнул. Попытался. Получалось… не особенно.
Оба молчали, неторопливо подводя коня к месту сбора, – плоской, выглаженной ветрами котловинке между двух холмов, вершины которых уже облепили люди, чтобы удобнее было смотреть, как будет развиваться гонка. Аргол недоверчиво косился на людей, – видно было, что не привык, и нервно фыркал.
Появился Темрик, и с ним еще человек двадцать, – главы родов и воины из личной свиты. Они заняли самое удобное место на вершине и замерли. Отсюда хан подаст сигнал к началу скачек.
На снегу уже пролили полосой воду, смешанную с золой, – стартовую линию. Девять всадников – священное число – суетились вокруг своих коней, проверяли подпруги, поправляли попоны. Появление Илуге с неоседланным конем было встречено быстрыми изумленными взглядами, в которых сквозило отчетливое пренебрежение, – что ж, хочет юнец проиграть, пускай проигрывает.
Илуге подошел к Арголу, долго успокаивающе гладил ему морду, негромко уговаривал, рассказывая, что сейчас они непременно победят, потому что он, Аргол, – самый лучший из всех коней под семью небесами. Не для коня, для себя больше говорил. И вправду, как с таким конем не победить?
Рог затрубил снова и всадники вскочили в седла. Хан прищурился, отыскивая его взгляд. Недоверчиво покачал головой, потом оскалился. Илуге и так понял – не забывай мол, об уговоре. Аргол под ним нервно переступал копытами.
Хан поднял руку, и все затаили дыхание. От того, кто вырвется вперед сразу, многое зависит – котловинка неширока, остальным потом придется обгонять, приближаясь практически вплотную.
Темрик махнул рукой, и рог взвыл снова. Шеренга всадников рванулась с места, зрители завопили. Аргол от неожиданности встал на дыбы, теряя драгоценное время и едва не сбросил всадника.
– Ну что же ты? – закричал Илуге, обнимая коня за шею. Он каким-то чутьем чувствовал, что нельзя пускать в ход хлыст, – но остальные уже ушли вперед, и теперь он видел только развевающиеся хвосты.
Некоторые зрители захохотали, глядя, как он пытается справиться с конем без седла и хлыста. Илуге вцепился пальцами в гриву, рванул ее и ударил коня пятками. Аргол присел, изумленно мотнул головой и, наконец, понял, что он него хотят. Рванулся, вытянув великолепную шею и распустив хвост.
Двоих он обогнал играючи, изящно обойдя их справа, без всякой подсказки наездника. Илуге теперь только слегка подбадривал его пятками, сосредоточась на том, чтобы удержаться. Аргол – он чувствовал это – был прирожденным лидером, и азарт скачки захватил его, как новая игра. Еще один наездник, бешено работающий хлыстом, с выпученными глазами, остался позади. Илуге чувствовал на спине тяжелый взгляд Темрика.
Конь летел, будто черная птица, почти не касаясь земли. Илуге крепко охватил ногами конские бока, он чувствовал бедрами, как ходят мощные конские мышцы, чувствовал дрожь нетерпения, которая передавалась ему, – они действительно слились, стали единым целым. Горячая волна радости окатила его.
– Хэй, хэй! – кричал он, не слыша своего голоса.
Впереди, почти голова к голове, мчались трое всадников. Котловинка здесь изгибалась и шанс был только один – пока они, разгоряченные инерцией и соперничеством, пройдут по внешней стороне поворота, попытаться проскочить по внутренней. Он коленом направил коня влево и подивился его чуткости и сообразительности – Аргол сделал великолепный рывок, взлетел на склон и вывернул обратно в низину перед носом у бешено мчащихся соперников. Вскинул задние копыта, метнув им в морду веер снежных искр. Еще и озорует!
Они уже обошли шестерых. Шестерых! Впереди оставались еще двое: тот, на буланом коне, шел на корпус впереди наседавшего наездника на сером. Оба были хороши. Котловинка сужалась, практически не оставляя возможности для маневра. Илуге пристроился в хвост серому, пытаясь выгадать свой шанс. В этот момент наездник серого, видно, решил пойти на обгон и рванулся вперед, почти сровнявшись с буланым.
И тут случилось неожиданное: зубоскал на буланом обернулся и что есть силы хлестнул серого коня по морде. Тот всхрапнул и взвился на дыбы, молотя по воздуху передними копытами, одно из которых задело и буланого. Еще мгновение – и Илуге врежется в них обоих…
Все, кто это видел, говорили потом, что простому коню это совершить не под силу. Аргол, растянувшись в длинном прыжке, молниеносно прыгнул вправо и вверх, глубоко запустив копыта в осыпающийся, заснеженный склон второй сопки. Под копытами противно заскрипела содранная из-под снега щебенка, задние ноги просели, но следующим прыжком конь, напружинившись, вынес Илуге рядом с буланым. Серый остался позади, но и буланый, которому досталось копытом, бежал теперь много хуже. Аргол начал потихоньку уходить вперед. Опасаясь, что и с Арголом поступят так же, вынуждая его от боли что-нибудь выкинуть, Илуге, вцепившись в гриву одной рукой, другой вытащил хлыст. Обернулся, угрожающе подняв руку, не оставляя сомнений в том, кому достанется удар. Наездник на буланом понял.
Аргол теперь обошел соперника почти на корпус и Илуге сосредоточился на дороге. Краем глаза он видел, как люди на холмах кидают вверх шапки и восторженно ревут. Аргола теперь это нисколько не смущало. Распаленный, шальной от азарта, он стрелой летел к выходу из котловинки, означавшему конец пути. Сзади гремел копытами буланый, но Илуге чувствовал – ему не хватит сил на то, чтобы обогнать его в последнем рывке.
Он пересек угольную полосу и долго еще скакал вперед, успокаивая коня, который, казалось, нисколько не устал, и, затормозив, игриво вскидывался, наслаждаясь победой, репой и ласковыми словами, на которые Илуге не скупился.
Когда Илуге повернул назад, к бегущим ему навстречу людям, он подумал о том, что ради одного этого момента все стоило вытерпеть. Все.
Потом он узнал, что именно в этот самый момент женщина, лишенная имени, перерезала себе горло у порога ханской юрты. Темрик вернулся, чтобы найти ее там, и снег лежал на ее лице. Это была ее последняя, бессильная месть своему отцу.
* * *Празднование было отменено. Хан, мрачный как туча, приказал похоронить свою дочь со всеми почестями и удалился в свою юрту, еле взглянув на всадника, принесшего ему победу. Люди, разгоряченные после скачек и обескураженные, расходились. Многие главы родов открыто ворчали, что это – нарушение обычая. Иные, тише, – что хан был слишком жесток.
Илуге и сам чувствовал себя так, словно у него что-то отняли. И еще – вину. Получалось, что и смерть Ахат в какой-то мере была делом его рук. Убить врага только кажется, что просто. Оказалось… намного горше.
Он не пошел сразу домой. Отвел коня вместе с притихшим Ундой, поблагодарил, пригласив на угощение и зная, что скорее всего угостить гостя ему нечем. Долго бесцельно бродил по степи, набирая снег в сапоги. Почему все выходит не так, как представляется?
