Елена Кулик - Судьба или выбор
Ирэн тоже улыбнулась ему в ответ. Ей вдруг так сильно захотелось обнять его, спрятаться на его груди, почувствовать тепло и нежность его губ и рук, силу и тяжесть его тела. Она почувствовала в своем сердце и душе такую любовь и нежность, что сила этих чувств ее напугала.
До нее медленно, но верно вдруг стало доходить, что ее жизнь без Стауруса просто больше не возможна, она не сможет жить и не видеть этой улыбки, не слышать стука этого сердца, не греться теплом этих странных глаз, не наслаждаться пьяной страстью его рук и тела. Она стала наркоманкой и он — ее наркотик, от которого никак нельзя отказаться, нельзя вылечиться, нельзя отвыкнуть. А можно только наслаждаться, и с нетерпением ждать очередной дозы любви и тепла.
Хорошо ли это, хочет ли она такой любви, и имеет ли значение ее личные желания в таком случае? Она просто тонет во всем этом бушующем океане чувств.
Рокер снова начал ругаться, и это выдернуло Ирэн из собственных переживаний и размышлений. Она отвернулась от Стауруса, стремясь быстрее избавиться от плена его глаз и омута, охвативших ее чувств.
Рокер с трудом, не громко шипя и матерясь, выбрался из тесного переплетения рук и ног Сашки и Ленки, и подскочил к Зару и его волшебно пахнущему котелку. Оборотень не обратил на него никакого внимания, даже когда Рокер почти засунул в котелок свою лохматую голову, пытаясь поглубже вдохнуть этот аромат. Но, рассмотрев, каким этот напиток является на вид, Рокер слегка обалдел.
— Э, и что это? — Хотя запах и соответствовал аромату отличного дорогого кофе, то цвет и консистенция не внушала доверия. Это было что-то бледно желтого оттенка с плавающими там зернышками, чуть гуще сливок.
— Этот напиток у нас называют сабу. Он очень питательный и бодрящий, хорошо тонизирует и снимает усталость. И действительно чем-то напоминает кофе, — Стаурус уже поднялся со своего ложа и протянул к Ирэн свои руки, чтобы помочь ей встать.
Затем он повернул голову в сторону оборотня и через плечо спросил:
— И где ты его взял?
— Не далеко тут возле озера. Когда я вчера ходил за рыбой, то обнаружил один куст сабу, — но, увидав нахмуренные брови Владыки, быстро добавил: — За пределы защитного барьера я не выходил.
Стаурус еще несколько секунд смотрел в глаза оборотня, потом перевел взгляд на еще сонного Антона, который сидя на одеяле, хлопал глазами, пытаясь их разлепить так, чтобы они уже не слипались. Он никак не мог успокоиться вчера вечером и поэтому слишком поздно заснул, и сейчас с трудом пытался проснуться и начать соображать. Когда до него начал доходить смысл разговора Владыки с оборотнем и то, что от него явно чего-то ждут, он быстро закивал головою и затараторил:
— Нет, нет, Зар не выходил за пределы щита.
Он так быстро это сказал, при этом стараясь не смотреть Стаурусу в глаза, чем вызвал у него еще больше подозрений в том, что он либо что-то не договаривает, либо что-то неумело пытается скрыть.
— А кто выходил? — с улыбкой на губах, больше похожей на хищный оскал, спросил Стаурус и, услыхав этот вопрос, Антон понял, что поймался:
— Да… да никто и не выходил. Я умываться, — и быстро подскочив со своего места, бегом сорвался в сторону озера.
Стаурус все также настороженно и слегка удивленно смотрел вслед убежавшего Антона, а затем перевел взгляд на оборотня, но тот за долю секунды до этого успел опустить глаза и что-то усиленно рассматривал и перемешивал в своем котелке. Чем еще больше убедил Владыку, что его подозрения не без почвенные.
Странно, значит ли это, что Антон что-то от него скрывает, а оборотень его не выдает?
Тем временем Антон уже плавал в озере, пытаясь окончательно прийти в себя и проснуться, а также унять бешеное сердцебиение. Он соврал, нагло и подло соврал, он даже не мог поднять на Стауруса свои глаза. Почему? Почему он не смог сказать ему?
Когда ночью он проснулся от того, что кто-то потревожил барьер, то хотел сразу же всех разбудить, но спустя несколько секунд понял, что щит потревожен изнутри. Значит, кто-то из своих покинул пределы стоянки. Кто это был? А главное зачем?
Было уже довольно темно, и костер почти потух, только тлели красные угольки и иногда вспыхивали красные языки пламени, но они не давали достаточного света. Антон не смог рассмотреть и понять, кого сейчас нет. А вчера он был слишком расстроен, чтобы обратить внимание на то, кто и где лег спать, да и сам постарался лечь отдельно от всех, чтобы никто ненароком не заметил его состояния. Поэтому сейчас в темноте он видел только несколько кучек чуть побольше или чуть поменьше, которые по очертаниям представляли людей, завернутых в одеяла. Тогда, поняв бессмысленность такого наблюдения и вычисления, он просто решил дождаться возвращения нарушителя. И долго ждать ему не пришлось. Рокер вернулся как всегда слишком быстро и тихо. Он осторожно прошел на свое место и, как ни в чем не бывало, аккуратно, чтобы не разбудить, сдвинул Ленкины ноги, и лег спать. Заснул он почти мгновенно, как только его голова коснулась одеяла или даже раньше.
Антон привстал, чтобы лучше рассмотреть, действительно ли Рокер уже спит, тот не шевелился, и вскоре до мальчика донеслось его равномерное дыхание, а потом и храп. Да, нарушитель порядка спал мирно и тихо. И когда Антон все еще обескураженный этим событием решил все ж таки лечь спать, то его внимание привлекли два святящиеся в темноте красных огонька. Значит, оборотень тоже не спал и сейчас, в этот самый момент, он наблюдал за Антоном. Мальчик быстро лег и отвернулся. На удивление он почти моментально заснул и проспал до самого утра спокойно и без сновидений, что с ним бывало крайне редко.
И теперь плавая в озере, Антона очень интересовал вопрос, почему оборотень ничего не сказал Владыке, хотя прекрасно знал, что Рокер покидал стоянку? Почему он промолчал? Почему не сказал, что он, Антон, соврал? Зачем ему покрывать его и Рокера?
Антон так задумался, что не заметил подплывшего к нему Рокера, а когда увидел, то так испугался, что чуть не пошел ко дну, лихорадочно размахивая руками.
— Ты чего, заснул? — Рокер успел схватить мальчика и теперь поддерживал Антона под руку.
— Нет, задумался, а ты меня просто напугал. — Антон злился и на Рокера и на себя: на Рокера за то, что из-за него ему пришлось соврать, человеку, которого он безмерно уважал, а на себя за то, что теперь не знает, как сказать Стаурусу правду.
— Ну, ты даешь. И о чем же таком ты задумался? Наверное, о девушках. Только эта тема способна поглотить мысли юноши настолько, что он чуть не утонул, не замечая ничего и никого вокруг.
— Нет, Рокер, — Антон высвободил свою руку и посмотрел Рокеру прямо в глаза. — Я думал о том, зачем ты покидал ночью стоянку и уходил за пределы защитного барьера?
