Гай Орловский - Ричард Длинные Руки – штатгалтер
Он спросил с той же надменностью:
— О чем ты, смертный?
— Сбежавших из ада, — сказал я с мрачным торжеством, — вел некто. Как бы некто, но есть серьезные подозрения, что он хоть и некто, но в то же время и кто-то. Даже двое или трое. Это доступно? В этих двух-трех нектах подозреваю парочку из так называемых Светлых, хотя я мог бы подобрать термин и поточнее!
Он напрягся, всмотрелся в меня огненными глазами.
— И что... они погибли? Ангелы?
— Были казнены, — ответил я жестко. — За нападение на представителей законной власти во время исполнения!
Он спросил с гневом:
— Ты говоришь об ангелах?
— Это уже преступники, а не ангелы, — ответил я уклончиво. — Это доступно? Или защищаешь только потому, что как бы свои? Тебе напомнить или сам вспомнишь, что и Люцифер был своим, да еще каким своим?
Он спросил с недоумением, как я увидел, искренним:
— На кого они напали, как ты говоришь?
— На меня, — отрезал я, возвысив голос. — Господь власть на земле передал человеку! Уже подзабылось? Так вот я напоминаю. Человека не трогали ни Темные, ни Светлые, потому что нельзя. Но себя вы за тысячи лет убедили, что запрет ни при чем, это вы такие милостивые и благородные, потому просто вот так сами не обижаете мелких смертных людишек. По доброте и снисходительности.
Он спросил строго:
— Смертный, а не проявляешь ли ты чрезмерную гордыню?
— Я за нее отвечу, — ответил я, — на Страшном суде. А ты отвечай здесь и сейчас.
Он повысил голос, крылья за спиной начали подниматься, напоминая о его ранге архистратига.
— Ты требуешь ответа от меня? Главы небесных ангелов?
— Именно, — сказал я. — Ты это организовал или кто-то за твоей спиной?.. Если не ты, во что я все-таки верю, то узнай, кто из ангелов погиб, с кем эти погибшие в последнее время общались, пока были не совсем погибшие... а погибшие в другом смысле, но такое высокое понимание тебе вряд ли доступно. В общем, допроси тех, узнай, что замышляли...
Он сказал резко:
— Смертный! Ты хоть представляешь своим жалким умишком, с кем разговариваешь?
— Мне твой ранг неважен, — отрубил я. — Он там, понял?.. Не буду показывать пальцем, я же не доисторический ангел, а вполне культурный современный человек эпохи развитого средневековья. Почти интеллигент, но вооруженный. Да, вооруженный интеллигент! Не видел такого? Я тоже, но это не отменяет законов природы. Здесь ты в гостях, намекаю как бы изысканно и учтиво! У меня, смертного. И соблюдай наши законы, будь я даже папуас. Сейчас же весьма даю тебе указание разобраться, кто из Светлых, то бишь ультраправых, помог преступной деятельности!.. На моей территории человека. Это дипломатический протест в виде явно и ясно выраженной вербальной ноты на государственном уровне суверенных интересов и демократии.
Он посмотрел свысока и с невыразимым презрением.
— Даже указание? Такое вот существо?
— Да, — сказал я еще тверже, хоть голос пару раз дрогнул, но у Михаила, как у воина, чувствительности не больше, чем у ледников на полюсе, хрен заметит, — именно указание, если ты все еще один из четырех архангелов. Учти, ты тоже на подозрении!
Он картинно вскинул брови.
-Я?
— Ты в общем числе, — уточнил я. — Возможно, помощь мятежникам пришла от ангелов второго уровня или третьего уровня. Я не знаю вашей иерархии, да и не королевское дело разбираться в степенях важности между слугами. Просто разберись и выяви виновных. А я уж решу по результатам.
Он захохотал, запрокидывая голову. Смех становился все громче и победнее, уже сотрясал вселенную, мне страстно захотелось плотно зажать ладонями уши и присесть, но я терпел, а пылающая фигура вспыхнула немыслимо ярко, исчезла, оставив после себя черное пятно, похожее на дыру в пространстве.
Я стиснул челюсти, кровь громко стучит в висках, Михаил так и не ответил, проведет ли расследование или проигнорирует мои слова. Но хотя бы появится определенность, на чьей он стороне.
За дверью тихо, уже все в замке знают, что в верхних покоях Его Величества короля Ричарда происходит что-то пугающе страшное, да и лорд Робер, оставив охрану перед моей дверью, велел никого не подпускать и близко, дабы не нарушать высоких дум и всяких мыслей Его королевского Величества.
Я перевел дыхание, сказал негромко:
— Азазель! Я знаю, ты уже развлекаешься... но я все-таки переговорил с Михаилом.
Спустя долгую минуту в комнате вспыхнуло такое жаркое зарево, что я отшатнулся и подумал сердито, что исчезал без эффектов, зачем же сейчас, или это обязательный ритуал?
Он вышел из багрового огня, подчеркнуто веселый и франтоватый, на лице живейший интерес, ладную фигуру красиво обтягивает точно скроенный по ней панцирь из толстой кожи в три слоя.
— Ого!.. — сказал он поощрительно. — Времени зря не теряешь.
— Я ничего не теряю, — заявил я. — Кроме того, что все-таки теряется.
Он придвинул стул и сел на него верхом, лицом к спинке, положив на нее руки, а я запнулся, прикидывая, с чего начать.
Никто из ангелов не волен являться людям в истинном обличье, разве что подвижникам и аскетам в их кельях, это за их заслуги, да и то лишь наедине, а на людях обязаны быть неотличимыми от простых и серых.
Даже два высших архангела, Гавриил и Уриил, посетили Содом и Гоморру под личиной обычных путников. Веселые горожане, живущие в атмосфере демократии, толерантности и либеральных ценностей, хотели их поприветствовать в духе свобод и открытости общества, но ангелы почему-то воспротивились и, побитые и в порванной одежде, спрятались у Лота, не раскрывая никому своих лиц.
Передо мной Михаил появлялся во всем блеске и могуществе ангела, когда я бывал в одиночестве, потому сейчас Азазель выглядит крепким и бывалым воякой, побывавшим в ряде сражений.
В прошлые разы даже барон Робер не заподозрил в нем одного из самых известных ангелов-мятежни-ков, хотя и почуял вообще-то крутого и крепкого дядю, умеющего бить и принимать удары. Только маги смотрели с великим подозрением, но помалкивали, им самим нужно держаться так, чтобы поменьше обращать на себя внимание.
— Потому, — закончил я объяснять Азазелю, — и тот ангел, который помог злодеям выбраться из ада, наверняка косил под человека, не раскрывая всех своих возможностей.
Он молча захватил стул и вышел на балкон. Половина неба уже охвачена диким огнем, багровые облака намертво застыли в беге и простоят до утра, а страшный выпуклый диск Маркуса почти не виден в этом буйстве красок.
Я создал по фужеру вина, один сунул Азазелю, с другим сел напротив, чуть ли не впервые в жизни вот так без всякого дела, как, наверное, буду сидеть, когда стану совсем старым.
