У Чэн-энь - Путешествие на Запад. ТОМ III
Тогда Танский монах снова заговорил:
– Желаю тебе десять тысяч лет царствовать! – начал он. – Прошу тебя послать с ними и моего ученика: так будет более надежно.
– А где твой ученик? – спросил повелитель.
Танский монах указал на Сунь У-куна:
– Вон стоит в стороне, у яшмовой лестницы.
Повелитель взглянул на Сунь У-куна и в сильном испуге произнес:
– Как же это у тебя, благообразного монаха, такой страшный ученик?
Сунь У-кун услышал эти слова и громко ответил:
– Ваше величество! Нельзя судить о человеке по его на ружности, так же как глубину моря нельзя измерить ведрами! Хотел бы я посмотреть, как благообразные, которые вам так нравятся, изловили бы чертей-разбойников?
Тут правитель успокоился и повеселел:
– Ты совершенно прав, – сказал он, – для меня важнее всего изловить похитителей и вернуть драгоценности пагоды, а у кого какой вид – мне безразлично.
После этого он велел подать придворный паланкин, приказал страже усадить туда со всякими почестями ученика Танского монаха и отправиться вместе с ним за разбойниками.
Большой придворный паланкин был подан моментально вместе с огромным желтым зонтом. Начальник стражи отрядил почетную стражу из старших и средних чинов дворцовой охраны; восемь носильщиков подняли паланкин с Сунь У-куном, а восемь сменных носильщиков побежали рядом, прокладывая путь в толпе зевак и разгоняя их грозными окриками. Процессия проследовала прямо в монастырь Золотое сияние. Весь город встревожился, и улицы были запружены народом: всем хотелось поглядеть на диковинного монаха и чертей-разбойников.
Чжу Ба-цзе и Ша-сэн услышали крики охраны, разгонявшей толпу, и решили, что за ними едут гонцы от правителя государства. Они поспешили навстречу, но оказалось, что это прибыл Сунь У-кун, восседая в придворном паланкине. Дурень Чжу Ба-цзе не удержался и прыснул со смеху.
– Братец! – насилу проговорил он, задыхаясь от смеха. – Наконец-то ты в своем настоящем облике.
Сунь У-кун слез с паланкина, опираясь на Чжу Ба-цзе, и строгим тоном спросил его:
– Что ты хочешь этим сказать?
– Ну как же? – продолжал смеяться Чжу Ба-цзе. – Тебя несли сюда под желтым зонтом в роскошном паланкине восемь носильщиков. Разве это не царские почести? Вот почему я и сказал, что ты предстал в своем настоящем виде.
– Ну, полно тебе смеяться, – строго осадил его Сунь У-кун.
Затем он отвязал обоих оборотней и передал их страже.
Тут Ша-сэн обратился к Сунь У-куну с просьбой:
– Братец, ты и меня взял бы с собой во дворец! Возьми, а?
– Нет, оставайся лучше здесь и стереги нашу поклажу и коня, – отвечал Сунь У-кун.
Но монахи поддержали Ша-сэна:
– Ступайте все вместе, почтенные монахи! – заговорили они. – Пусть вас облагодетельствует наш повелитель. А мы тут за всем присмотрим и сбережем все в полной сохранности!
– Ну, раз так, – сказал Сунь У-кун, – пойдемте все вместе к повелителю и попросим его освободить вас.
Чжу Ба-цзе схватил за шиворот одного оборотня, Ша-сэн – другого, Великий Мудрец Сунь У-кун сел в паланкин, и эта необычная процессия направилась во дворец.
Вскоре они достигли яшмовых ступеней трона, и Сунь У-кун доложил правителю:
– По вашему повелению разбойники доставлены во дворец. Правитель сошел с трона и в сопровождении Танского монаха, а также своей многочисленной свиты из гражданских и военных чинов вышел поглядеть на оборотней. Один из них был с острой свирепой мордой, черной спиной и острыми клыками, а другой – толстобрюхий, гладкий, с огромным ртом и длинными ушами.
Хотя у них были ноги, и они могли передвигаться на них, но по всему было видно, что это не люди.
– Откуда вы взялись, разбойники? – спросил их повелитель. – Где ваше пристанище? Давно ли занимаетесь грабежом в моем царстве? В каком году похитили сокровища моей пагоды? Сколько вас всех в вашей шайке? Как зовут? Отвечайте на все без утайки!
Оборотни опустились на колени перед повелителем. У каждого из них из шеи сочилась кровь, но они, видимо, не ощущали никакой боли.
– Три года тому назад, – начали рассказывать оборотни, – в первый день седьмого месяца появился недалеко отсюда, примерно в ста десяти ли, царь драконов по прозванию Мудрейший, который поселился в этом государстве, в юго-восточной окраине, со всеми своими многочисленными сородичами. Там есть озеро, которое зовется Лазоревые волны. Оно расположено на горе Каменный хаос. У царя драконов есть дочь необыкновенной красоты, которая пленяет всех. Ей подыскали жениха, и он вошел зятем в дом царя драконов. Зовут его Девятиголовый. Нет равных ему в различных чарах и волшебствах. И вот, узнав про чудеса твоей драгоценной пагоды, он вместе со своим тестем, царем драконов, ограбил ее. Сперва они напустили кровавый дождь, а потом уже выкрали из пагоды пепел Будды. Сокровища пагоды хранятся теперь во дворце царя драконов, а царевне к тому же удалось выкрасть у матери небесного владыки грибовидное растение, которое она выращивает на дне озера. Мы сами – мелкие сошки и состоим на службе у царя драконов. Он послал нас сюда на разведку. Сегодня ночью нас схватили. Вот все, что мы можем показать; и это сущая правда!
– А почему вы скрываете свои имена? – спросил правитель. Один из оборотней отвечал:
– Меня зовут Бэньборба, а его Баборбэнь. Я оборотень сома, а он – угря.
После этого правитель приказал стражникам отвести оборотней в тюрьму и издал указ, в котором говорилось:
«Помиловать монахов монастыря Золотое сияние и снять с них колодки и цепи. Велеть стольничьему приказу устроить пиршество во дворце Цилиня в честь благочестивых монахов, изловивших разбойников. Предлагаю всем обратиться с просьбой к праведным монахам изловить главарей разбойников».
Тотчас по получении этого указа были приготовлены всевозможные постные и скоромные яства. Правитель государства пригласил Танского монаха и его спутников во дворец Цилиня, где вступил с ним в дружескую беседу.
– Как величать вас? – учтиво спросил он Танского монаха.
Тот почтительно сложил руки и ответил:
– Меня, бедного монаха, зовут по фамилии Чэнь. Монашеское имя мое – Сюань-цзан. Мой государь удостоил меня высокой чести носить ту же фамилию, что и его династия. Прозвище мое «Трипитака».
– А как величать твоих уважаемых учеников? – спросил вслед за тем повелитель государства.
– У моих учеников нет еще заслуженных прозвищ, – отвечал Танский монах. – Старшего зовут Сунь У-кун, второго – Чжу У-нэн, а младшего – Ша У-цзин. Эти имена были пожалованы им бодисатвой Гуаньинь, богиней, которая обитает на Южном море. Когда они признали меня своим учителем и изъявили желание быть спутниками-последователями, я стал звать их так: Сунь У-куна – Странником-богомолом, Чжу У-нэна – Чжу Ба-цзе – блюстителем восьми заповедей, а Ша У-цзина – просто монахом.
