Дженнифер Робертсон - Золотой ключ. Том 2
Тасия вздрогнула — это напомнило ей о несчастном сыне Карло, причине всех ее неладов с мужем. Карло равнодушен к возобновлению ее романа с Арриго, но никогда не простит ухода Веррадио в екклезию. Может быть, Рафейо сможет и Карло нарисовать покладистым? А Веррадио заставить навеки замолчать. Она не знала точно, что можно сделать, а чего нельзя. Рафейо был так занят своей живописью, учебой и специальными уроками с Премио Фрато Дионисо, что только вчера впервые за несколько месяцев пришел ее навестить.
Эйха, она знала, что это не важно. Важно лишь то, что знает Рафейо и что он с этим знанием делает.
И к тому же она преследовала собственные цели. Медленно, как будто это ей только что пришло в голову, Тасия сказала:
— Есть способ наказать ее так, как она заслуживает. У тебя может быть другой ребенок.
— Только от тебя.
— В определенном смысле. У меня есть молодая кузина… Он резко выпрямился, разжав объятия, где ей было так уютно.
Она повернулась к нему лицом и вложила в свой взгляд всю свою тоску.
— Выслушай меня, Арриго! Ее зовут Серенисса. Она дочь моей младшей сестры, родилась на год позже Рафейо. Как и он, она — меннино до'конфирматтио. Ей еще нет восемнадцати, она яркая и веселая — и даже напоминает меня в ее возрасте.
— Ты самая красивая женщина из всех, кого я видел. Но я не , сделаю этого, Тасия. Ни с одной женщиной, если она не ты. Я обещал тебе верность. Ты об этом не просила — тем больше оснований держать слово. Я не могу любить другую женщину, даже похожую на тебя.
— Даже ради ребенка, который станет нашим? — шепнула она. — Эта Лейла, ставленница Мечеллы, замужем за иллюстратором Северином — он бесплоден, но они хотят детей. Она сейчас в Палассо — выбирает подходящего отца. Северин будет относиться к ее детям так, будто сам их зачал. Настолько он ее любит. И настолько хочет, чтобы у нее были дети.
— Тасия — каррида дольча мейа! — Арриго снова притянул ее в свои объятия, сжав чуть не до боли. — Ты не только самая красивая, но и самая благородная и любящая женщина из всех, кого я знал! Если ты этого в самом деле хочешь…
— Больше всего на свете, кроме твоей любви, Арриго. Клянусь тебе, этого ребенка я буду считать нашим, моим и твоим. Самое страшное, что мне пришлось вынести, — это невозможность родить тебе ребенка.
Арриго застыл в задумчивости, слыша только гудение пчел и стук собственного сердца.
— Если ты усыновишь ребенка, он унаследует имя Карло?
— Никогда! Он — или она — будет воспитанником и останется Грихальва. Только ты? — я и его мать будут знать, что ребенок — еще и до'Веррада.
— Да, это надо будет сохранить в абсолютной тайне.
— Конечно, — согласилась она.
И все свидетельства и бумаги будут храниться в такой же тайне — пока не настанет время ее открыть. Ее собственные сторонники в семье подтвердят. Сыновья Мечеллы никогда не возьмут себе любовниц из Грихальва, предубежденные собственной матерью. И холст мощи Грихальва не потерпит такого пятна. Бастард же будет зароком верности до'Веррада, несмотря на все причуды сыновей Мечеллы. Тасия была уверена в своей способности представить это дело влиятельным Грихальва так, чтобы они закрыли глаза на нарушение уговора, восходящего еще к Верховному иллюстратору Сарио и герцогу Алехандро. Даже если ей не удастся их убедить — а она очень хорошо подумает над каждым словом, — все равно ребенок будет у нее.
— ..в следующий раз, когда наступит время конфирматтио, — говорил Арриго, и Тасия с трудом вернулась мыслями от приятных возможностей к реальности и обнаружила, что он уже не так ошеломлен, — отцом ребенка будет считаться юноша, чье место займу я.
Быстро он оправился. Даже обидно, что он так легко согласился.
— Прекрасное решение, — одобрила Тасия. — Но мы сможем верить этому юноше?
— Да, это вопрос. А девушка? Ей можно верить?
— Я в этом убеждена. — Тасия натужно рассмеялась. — Серенисса всегда жалела, что родилась слишком поздно для твоей любовницы и слишком рано — для любовницы Алессио.
Но дочь Серениссы — а Рафейо использует каждую крупицу подвластной ему магии, чтобы это была дочь, — как раз сможет соблазнить Алессио в двадцать лет или около того. И она рассмеялась уже свободнее, представив себе физиономию Meчеллы, когда та узнает, что ее любимый первенец спит со своей сводной сестрой.
Арриго корректно заметил, мол, хорошо, что его любовницей оказалась все же Тасия, и снова вернулся к мыслям о том, как спланировать беременность Серениссы. Будто Тасия заранее все не продумала, — хотя пусть считает, что дошел до всего своим умом.
Она внимательно слушала, незаметно направляя его мысли в нужное русло, и вдруг заметила про себя, что это очень трогательно: как ему не пришло в голову, что прекрасная, способная к деторождению и опасная девушка из рода Грихальва должна будет умереть на родовом ложе?
Глава 54
За несколько дней до начала праздничных торжеств Санктеррии Дионисо притащился в тесную мастерскую Рафейо и запер за собой дверь. В комнате воняло краской, растворителями и застарелой мочой из давно не выливаемого горшка у окна. Да, тут особо не следили за порядком, то-то Рафейо держит дверь запертой. Замок, впрочем, открывается до смешного просто.
Рафейо в комнате не было. Были его наброски — они десятками лепились по стенам и соскальзывали со стола. Дионисо невольно поразился, как много этот юноша может. На одной стене висели в хронологическом порядке портреты Верховных иллюстраторов прошлого. Это в любом случае было отличной выставкой мод. Накрахмаленные брыжи расходились на пугающую ширину, сужались до воротничка и исчезали совсем; спадающие складками плащи превращались в длинные сюртуки, украшенные шитьем куртки и, наконец, в простые рубахи, бриджи до колен (ох, как он их терпеть не мог) сменялись брюками и ботинками. Единственное, что сохранялось, это серая шляпа с пером и церемониальная цепь — знак должности. Как давно это было, когда он ощутил ее тяжесть на плечах, более радуясь ей, чем даже Золотому Ключу на груди.
На другой стене висело несколько эскизов Пейнтраддо Чиевы Верховного иллюстратора Риобаро. Как он и предвидел, для Рафейо свет свечей оказался весьма сложным — Матра, ему самому это было трудно, когда он его писал! Но Рафейо довольно тонко этот свет почувствовал — насколько можно судить по карандашным наброскам. Дионисо долго глядел на молодого красавца — как чудесно снова быть таким молодым! Скоро уже, эйха. Он вспомнил, как носил и это лицо. Будь оно его истинным, Сааведра даже не взглянула бы на Алехандро.
