Нил Стивенсон - Король бродяг
— Зачем биться за раковины? — спросил один матрос-англичанин. — Будет как с французами у Сен-Мало.
— Их интересует не наш груз, — ответил мистер Фут. — Думаете, свободные люди станут так грести?
Джек не первым, но и не последним на бриге поставил бы под сомнение разумность лозунга «Стоять до конца», однако когда понял, что корсары хотят обратить их в галерных рабов, то резко переменил взгляды. Команда распалась на кучки — явный зародыш мятежа. Джек взобрался на шлюпку, принайтовленную к палубе, а с неё — на навигационную рубку сразу за фок мачтой. С этой высоты он обозрел «Раны Господни» и (в который раз) подивился узости судна. И всё же бриг, как все европейские корабли, казался неповоротливым боровом в сравнении с галерами, которые скользили по волнам, как лезвия голландских коньков по замёрзшему каналу. Их влекли не только вёсла, но и огромные, шафранового цвета треугольные паруса; приближались они в кильватерном строю строго с кормы, дабы жалкие пушечки «Ран Господних» не могли дать по ним бортовой залп. Единственный фальконет на корме мог бы запулить в передовую галеру парочкой ядер размером с мандарин, но ближайшие матросы спорили, а не заряжали пушку.
— Что за мир! — крикнул Джек.
Почти все подняли к нему головы.
— Год за годом мы в родных краях рубим дрова, таскаем воду из колодца, ходим в церковь и не видим никаких развлечений, кроме градобития или голода, а стоит выйти в море и пройти под парусами несколько дней — на тебе! Получай берберийских корсаров у берегов Африки! У господина Влийта, как я погляжу, отсутствует вкус к приключениям. Что до меня, я лучше сражусь с корсарами, чем буду грести на галере! Итак, я за драку! — Джек выхватил янычарскую саблю, и она ярко блеснула на солнце — не то что ржавые железяки мистера Фута. Джек отбросил ножны; те, вращаясь, отлетели к борту, на мгновение зависли в воздухе и отвесно вошли в воду. — Вот всё, что получат корсары от Джека Куцего Хера!
Речь вызвала одобрительные крики со стороны той части команды, которая так и так собиралась драться. Вторая половина только краснела за Джека — ну можно ли так скоморошничать?
— Тебе легко — все знают, что ты умираешь, — сказал некий Генри Флет, до сей поры состоявший с Джеком в приятельских отношениях.
— И всё же я проживу дольше тебя! — Джек спрыгнул с надстройки и двинулся на Флета. Тот застыл ошарашенно, не подозревая, что его друзья уже бросились врассыпную. Когда Джек приблизился, и повернулся боком, и полусогнул колени, и показал Флету кривой клинок, тот машинально принял боевую стойку, затем, опомнившись, попятился, развернулся и побежал. Грянул смех, что было и приятно, и, если хорошенько подумать, плохо. Предстоит ответственная работа, не балаган. Эти дурни не поймут, что дело нешуточное, пока кого-нибудь не убьёшь. Поэтому Джек загнал Флета на бак и оттуда на бушприт, уворачиваясь от кливера, мидель-кливера и бом-кливера, дрожавших и хлопавших на ветру, поскольку никто не следил за их правильным положением. Наконец бедняга Флет застыл на самом конце бушприта, цепляясь за единственный доступный трос[59], чтобы не слететь в воду от качки. Другой рукой он поднял саблю в слабой попытке защищаться.
— Погибнуть от руки христианина сейчас или от руки магометанина десятью минутами позже — мне все одно. Но если ты решил сделаться галерным рабом, твоя жизнь никчёмна, и я сброшу тебя в океан, как кусок говна.
— Я буду сражаться, — пообещал Флет.
Джек явственно видел, что он лжёт. Однако сейчас все смотрели на него — не только команда «Ран Господних», но и неожиданно большое число вооружённых людей, высыпавших на палубу галер. Надо было соблюдать декорум. Поэтому Джек демонстративно двинулся назад по бушприту с намерением развернуться и зарубить Генри Флета, когда тот неизбежно нападёт сзади.
Тут мистер Фут взмахнул саблей и рассёк трос, закреплённый на баковой кофель-планке, — трос, держащий тупой угол бом-кливера. Джек пригнулся и ухватился за какую-то снасть. С громким металлическим хлопком парус саваном обвил Флета, подержал мгновение и сбросил в море, где того сразу затянуло под несущийся вперёд корпус.
Джек сам едва не слетел в воду, поскольку повис, одной рукой цепляясь за снасть, а другой сжимая ятаган, однако Евгений могучей лапищей схватил его за локоть и втащил в безопасность.
Если это можно было назвать безопасностью. Две галеры, шедшие до сих пор в линию, за время происшествия с Флетом разделились, чтобы одновременно подойти к бригу с боков. До слуха уже давно доносилось слабое многоголосое пение; странная мелодия наподобие ирландских мотивов резала английское ухо Джека своей нездешностью — впрочем, если подумать, правильно было бы сказать «здешностью».
Так или иначе, непривычное пение на каком-то варварском языке сперва звучало медленно, ибо удары весел о воду задавали ритм, как барабан. Теперь же, когда галеры разошлись, с них донеслась резкая очередь щелчков — Джек подумал, что стреляют какие-то мавританские ружья. Пение сразу сделалось громче. Джек различал тарабарские слова:
Хава нагила, хава нагила, хава нагила вэнисмэха!
Хава нагила, хава нагила, хава нагила вэнисмэха…
— Что-то вроде шотландских волынок, — объявил он. — Шум, который производят перед боем, чтобы не слышно было, как коленки стучат.
Кто-то — один или двое — рассмеялись, но на них зашикали другие, напряжённо вслушивающиеся в песню корсаров. Вместо того, чтобы продолжиться в прежнем ритме, как положено доброй христианской мелодии, она вроде бы зазвучала быстрее:
Уру, уру ахи!
Уру ахим бэлэв самэах!
Уру ахим бэлэв самэах!
Уру ахим бэлэв самэах!
Уру ахим бэлэв самэах!
Хава нагила…
Песня точно звучала быстрее; и поскольку вёсла входили в воду на каждый такт, то и гребля ускорилась вместе с ней. Расстояние между носом первой галеры и кормой «Ран Господних» сокращалось на глазах.
Уру, уру ахим!
Уру ахим бэлэв самэах!
Уру ахим бэлэв самэах!
Уру ахим бэлэв самэах!
Уру ахим бэлэв самэах!
Хава нагила.
Хава нагила, хава нагила, хава нагила вэнисмэха!
Хава нагила, хава нагила, хана нагила вэнисмэха.
Корсары пели и гребли самозабвенно. Галеры легко настигли бриг и шли теперь по бокам так близко, чтобы только не задевать его вёслами. Даже не считая невидимых гребцов, число людей на них превосходило всякое вероятие: как будто на каждой галере столпилось по целому пиратскому городу.
