Майя Зинченко - Монах
Крыса оказалась благоразумной. Она не стала испытывать судьбу и убралась обратно в дыру, из которой появилась. В гнезде ее ждали десяток маленьких крысят, и ведомая материнским инстинктом она чувствовала себя за них в ответе.
– А ведь совсем недавно заколачивал, - вздохнул монах, закидывая дыру осколками битого кирпича и придвигая к этому месту ящик.
Между стеной и ящиком он просунул лист жести для верности.
Интересно, что бы стала делать Мирра, если бы была здесь и увидела крысу? Одно из двух - она или смастерила бы из нее чучело, или приручила и везде носила грызуна с собой. Представить, что Мирра вдруг испугается и с визгом заберется на стул, умоляя избавить ее от этого ужасного чудовища, монах не мог.
Клемент покачал головой и потянулся за маской. Он не хотел признаваться самому себе, но ему очень не хватало этой девочки. Ее смеха, глупых вопросов, бесконечной болтовни и извечных попыток сунуть нос не в свое дело. Она была такой живой, как огонек пламени, который мог осветить собой любую, даже самую непроницаемую тьму. Мирра никогда не давала ему скучать. Когда она была рядом, он помнил, что он не безликий монах, а человек, со своими достоинствами и недостатками.
Как же он был глуп… Ведь он тогда хотел повернуть обратно! Да что тут скажешь… Он никогда не простит себе этого. По его вине огонек был погашен… С этим ничего не поделаешь. Нужно научиться жить с этим или… перестать жить вовсе.
Монах с сомнением посмотрел на рукоять кинжала, который мирно покоился в ножнах. Может, лучше одним махом прекратить свои мучения? Хватит ли у него духу оборвать собственную жизнь? Вряд ли он сможет хладнокровно перерезать себе горло, но ведь всегда остается яд. Он смело посмотрит Рихтеру в глаза, когда тот явиться за ним, узнает, наконец, так ли уж страшен взгляд Смерти. Он завершит свои дела, доведет месть до конца и упокоиться с миром в глухой чаще леса.
Он же знает, что его душа бессмертна, она частица благостного Света и поэтому важнее всего. Намного страшнее было бы вовсе не знать этого. Быть уверенным, что у тебя есть только тело и ничего больше. Что ты случайность, нелепая, как и все случайности, и даже если являешься звеном в цепи каких-то событий, то вся цепь, которой ты предаешь столько значения, на самом деле ничтожна.
Человеческий род, все его достижения, города, произведения искусства, память поколений - не важнее чихания простуженного барсука в осеннем лесу. И твоя смерть, которая превратит тело в кусок гниющей плоти - это навсегда. Смерть - это так страшно… Для тех людей, кто считает, что они - это их руки, ноги, голова или сознание. Будто бы сознание делает их такими, какие они есть…
Но ведь ему совершенно нечего бояться. Его вера непоколебима, он знает, что не обратится в ничто.
Да и что во вселенной значит ничтожное хрупкое тело? Это прах земли, на время взятый взаймы и который придется вернуть. Он перенесет физическую смерть и возможно сольется со Светом. Вот чего нужно желать, к чему нужно стремится. Даже если это произойдет не сейчас, а через тысячу жизней, но это обязательно произойдет. Свет дарит мир, покой и любовь. Он чистая сила созидания, в противовес разрушающей силе Тьме. Свет его манит, зовет. Он незримо присутствует во всем…
– Сам себе не верю, - пробормотал монах, качая головой. - Надо решать, что делать со своей жизнью сейчас, а не погружаться в пучину метафизических размышлений. В ней ведь и утонуть недолго.
"Утонуть" в его понимании означало сойти с ума. Клемент был свидетелем того, как старые монахи, месяцами не выходящие из своих келий, после трехнедельного зимнего поста начинали говорить странные вещи. Они без конца философствовали об истинной природе Света, и сложную нить их рассуждений больше никому не удавалось проследить. По правде, говоря, они несли редкостную чепуху, и не выносили, когда с ними не соглашались. Настоятель же, исключительно из уважения к сединам старцев, запрещал остальным братьям им перечить. Он втайне призывал монахов к состраданию и пониманию человеческого несовершенства.
Да, тело так несовершенно… Молодого, здорового человека вдруг убивает неведомая болезнь. Кара небес? Недуг сражает его наповал, и никто не в силах помочь. Он "сгорает" всего за месяц, чувствуя, как жизнь постепенно покидает его тело. Возможно, когда-нибудь болезнь сразит и его. Но даже если это случиться через минуту, он ни о чем не жалеет. По крайней мере, свою лепту в торжество справедливости он уже внес. Пелес стоит целой сотни обычных негодяев. Ему есть, чем гордится.
Он должен жить, хотя так не хочется. Самоубийство же для него совершенно неприемлемо. Блестящие лезвия, смертоносные яды, виселицы и прочие игрушки взрослого человека, нужно поместить в самый дальний ящик, закрыть на замок и выбросить ключ. Он никогда не воспользуется ими. Если Свету будет угодно прекратить его жалкое существование, то Свет сделает это сам.
Монах набросил на себя плащ и тщательно проверил оружие: он выходил из дома только полностью экипированным. Затем он надел маску. Она была для него больше чем просто кусок кожи. Это был символ, который отделял его от остального мира. Черная маска стала его вторым лицом.
Всякий раз, надевая ее, Клемент словно примерял на себя другую личину. Он менялся не только внешне, но и внутренне. Спокойный, доброжелательный монах исчезал и вместо него появлялся убийца. Расчетливый, знающий себе цену и даже отчасти презирающий добродушного монаха. И хотя эти перемены были по душе Клементу - вершить месть было удобнее в этом облике, он боялся, что наступит момент, когда он не сможет избавиться от своего второго Я.
Те, кто плохо знали Главного Смотрящего, могли подумать, что он спокоен. Мужчина полностью контролировал свои эмоции, следя за тем, чтобы ничто не выдавало его истинных чувств. Его тело было расслабленно, взгляд безмятежен.
– Ты в ярости, - глухим голосом сказал Эмбр. Уж он-то хорошо знал Луноса Стека.
Они сидели в кабинете Эмбра. Магистр ордена был абсолютно лыс и покрыт морщинами, словно запеченное яблоко.
– Да, - ледяным тоном ответил Лунос, вместе с тем, не меняя выражения лица. - А что, сейчас меня должны одолевать какие-то другие эмоции? По-моему у меня есть повод сердиться.
– Жаль Пелеса, он был хорошим исполнителем, но ничего не поделаешь… - Эмбр пожал плечами.
– И это все? - возмутился Смотрящий. - Я ожидал от тебя большего. Пелес был одним из лучших моих людей.
– Ммм… Ты уже выяснил, чьих это рук дело?
– Нет, - нехотя ответил Лунос. - Убийца как сквозь землю провалился.
– Возможно, он никуда и не исчезал? - Эмбр изогнул левую бровь и пристально посмотрел на своего собеседника. - Нужно рассмотреть разные варианты…
