Абрахам Меррит - Лик в бездне
Все вниз и вниз уходил скат, далеко углубляясь под фундамент Дворца.
Они вышли к неглубокой нише, врезанной в стену коридора.
Здесь Мать подала знак носильщикам.
Они остановились рядом с нишей. Мать протянула им руку. В руке был маленький систрум.
Тонкий лучик коснулся стены.
Появилось овальное отверстие, будто под лучом камень оплавился.
Мать подозвала Грейдона и приподняла девушку над своим телом, чтобы та могла заглянуть внутрь.
Они смотрели внутрь помещения, напоминавшего по форме половину гигантской жемчужины. Круглый пол в помещении составлял в диаметре около двадцати ярдов.
Оно было залито призрачным розовым светом, как будто на его изогнутых стенах сияло солнце.
Пол походил на черный обсидиан, и в нем было два овальных бассейна, каждый примерно двадцати футов в длину и половину этого в ширину.
Между ними стояло ложе из того же черного стекловидного вещества.
В нем было углубление в форме человеческого тела, как если бы действительно совершенное по красоте тело мужчины или женщины лежало там, пока вещество было еще мягким, и когда обсидиан затвердел, на нем остался отпечаток.
Вода в одном бассейне, если это была вода, походила на светлое розовое вино.
Она искрилась, в ней кружились маленькие водовороты более глубокого розового цвета.
Жидкость во втором бассейне была полупрозрачной и абсолютно бесцветной.
Однако в ее безмятежности было что-то пугающее.
Пока они смотрели, спокойствие было нарушено. Что-то всплыло из глубины бассейна.
Когда это “что-то” приблизилось к его поверхности, жидкость в розовом бассейне тоже начала волноваться.
Искорки и водовороты заплясали ликующе. В обоих бассейнах вздулись на поверхности пузыри. Пузыри медленно увеличивались и превратились в купола от края до края поверхности.
Розоватый и кристально прозрачный пузыри взорвались. Мгновенно туман, скрыв и бассейны и ложе, заполнил все помещение. Сквозь него простреливали крошечные лучики радужного света.
Туман пульсировал не дольше, чем успело бы трижды ударить сердце, и исчез.
Женщина-Змея подняла систрум и послала из него луч прямо в спокойный бассейн. Бассейн задрожал, будто он был сердцем живого существа. Его полупрозрачная жидкость затуманилась.
Сквозь нее рванулось вверх состоявшее из маленьких пузырьков облачко, будто пытавшееся бежать от луча. Со слабым печальным вздохом пузырьки взорвались.
Бассейн опять был спокойным, но его пугающая безмятежность исчезла.
Луч систрума погрузился в розовый бассейн. На мгновение в его глубинах возникло какое-то неистовое движение.
Появилось снова взорвавшееся со вздохом облачко пузырьков. И этот бассейн тоже сделался тихим и мертвым.
— Свершилось! — безжизненным голосом сказала Женщина-Змея.
Ее лицо осунулось, губы побелели, глаза сделались словно из камня.
Она провела лучом систрума над отверстием, скала вместо отверстия появилась так внезапно, что казалось, образовалась из воздуха.
Мать подала знак людям-паукам. В молчании они возобновили свое движение.
Наконец они вышли еще к одной неглубокой нише. Под лучом систрума стена открылась, показался низкий круглый вход. Они вошли внутрь. Комната была круглой, как помещение с двумя бассейнами, но по размеру вдвое меньше. От стен исходило слабое голубое свечение и концентрировалось на огромном, образованном из подушек гнезде. Возле стены стояло по кругу несколько ящиков. Не считая ящиков, комната была пустой.
Грейдон ощутил едкий, отдававший странной свежестью аромат.
Женщина-Змея скользнула с носилок и свернулась кольцами на подушках. Она глядела на них, не скрывая заполнивших ее фиолетовые глаза и скатывающихся по щекам слез. Она отдала систрум Повелителю Глупости и прижала Суарру к своей груди.
Она подозвала к себе Грейдона и мягким движением соединила губы девушки с его губами.
Внезапно она чуть отстранила их от себя, нагнулась и поцеловала их в губы.
Ее глаза сверкнули озорно и очень нежно, и она расхохоталась своим похожим на птичий щебет смехом.
— Разбудите меня взглянуть на вашего первенца, — сказала Мать Змей.
Она оттолкнула их от себя, опустилась на подушки и зевнула. Глаза ее закрылись, голова качнулась вперед раз или два. Она сонно задвигалась, устраиваясь поудобнее.
Когда Грейдон повернулся, чтобы уйти, он понял, что лицо ее постепенно начало изменяться, что неземная красота лица Адены начала блекнуть, будто с него спадала вуаль.
Он решительно отвернулся и запретил себе смотреть: какой она хотела, чтобы он видел ее, такой она и останется в его памяти.
Они вышли через низкий проем. Суарра крепко прижималась к Грейдону и плакала.
Повелитель Глупости поднял систрум.
Вход снова перегородил вставший на свое место камень.
Тайная комната, где спала Мать Змей, закрылась.
Живой металл
Глава I
Я решаю снова посетить Тибет
Долина, в которой я расположился лагерем, отличалась удивительной красотой; она была так прекрасна, что при первом взгляде на нее у меня перехватило горло и до боли сжалось сердце. Потом красота эта завладела мной и укачала меня своим покоем.
В бурный вечер в конце декабря, когда дождь вперемешку со снегом бился в мои окна в Нью-Йорке, а я перелистывал страницы своей, быть может, самой сенсационной книги — “Маки и примулы Малого Тибета”, меня охватило страстное желание снова посетить эту тихую, недоступную страну. Мне захотелось погрузиться в уединение ее высот, отрезать себя от суеты и шума западной цивилизации, как бы уйти в другой мир. Желание это возрастало не по дням, а по минутам. Оно стало неудержимым.
Но не было и причины бороться с этим желанием. Я был холостым человеком, и никто не предъявлял на меня никаких прав. К счастью, я был свободен ехать куда и когда я желал, не оставляя никого, кто бы стал обо мне беспокоиться, а также, к счастью, обладал средствами.
С начала марта я странствовал среди гор. Теперь была половина июля.
Со мною вместе отправился в путешествие сын моего покойного друга, инженер Ричард Кин Дрэк. Молодой человек очень тосковал после смерти своего отца, одного из самых блестящих палеонтологов Америки, и мое предложение уехать из родных мест, опустевших теперь для него, пришлось ему очень по душе.
В Тегеране я нашел себе самого необычайного слугу. Он был китаец, и звали его Чиу-Минг. Ему было лет 50, и двадцать из этих лет он провел в древнем монастыре Палк хор-Чойнд в Гиангтце, к западу от Лхассы. Почему он оттуда ушел, как попал в Тегеран, я так и не узнал никогда. Мне, во всяком случае, очень посчастливилось, что он ушел оттуда и что я заполучил его. Он отрекомендовался мне, как лучший повар на пространстве трех тысяч миль от Пекина. И он говорил правду.
