Анна Клименко - Принцип высшего ведовства
«Теперь, когда наконец закончилась эта неприятная история, ты можешь узнать правду. Все, как оно было на самом деле – и то, что старательно скрывал наш друг Генрих. Истина проста, Лера. И заключается в том, что ты была обречена с того самого момента, как тобой решил воспользоваться наш враг Яков: он непременно убил бы тебя сам, и также непременно должен был убить тебя, умирая. Да-да, я не стесняюсь называть господина Шпренгера врагом! Он хуже, чем враг, он предатель, алчущий безграничной власти и бесконечной жизни. Он держал своего друга в Шильонском замке, он совратил Малику на путь зла, он повинен в смерти не одного младенца – полагаю, этого довольно, чтобы считать Якова исчадием Ада (если таковой, конечно, не является чистой выдумой).
Но не будем о Якове, поговорим о тебе. И мне, и Генриху было хорошо известно, что стоит разделаться с Яковом – тебе не жить. Знаю, мое молчание было подлостью, но надеюсь, что искупила свою вину перед тобой. А Генрих… Он смотрел на тебя все более внимательно. Сперва как на объект исследования, потому что твой Дар оказался довольно редким, затем как на хорошего, достойного человека, а потом… Как на женщину, которую любят всем сердцем. Мы слишком много лет провели рядом, скрыть что-либо от меня непросто. И я знала, сколько бессонных ночей провел Генрих, разыскивая путь к твоему спасению. Ведь побеждая, чем-то неизменно приходится жертвовать, и в данном случае этой жертвой изначально была ты. Единственным средством казалось кольцо с наложенной ментальной формулой. Оно должно было положить начало ускоренной регенерации тканей на месте разрыва – но, коль скоро ты читаешь это письмо, мы с тобой знаем, что у Генриха не получилось тебя спасти.
Теперь поговорим о нас с тобой, Лера. Я не долго размышляла, чтобы принять то решение, которое было принято. Пожив немало, я уверена в том, что в моей жизни не было ни грана смысла, потому что убийство, моя единственная способность, всегда бессмыслица. Я была одинока, у меня не осталось родителей (а тебе должно быть известно, как давно они уснули вечным сном), у меня не было детей. Смешно, да? За пять столетий я не удосужилась обзавестись ребенком, потому что так и не смогла изжить страха перед проклятием дома Белой розы. Единственное, что у меня было – это моя безответная любовь к тому, кого я должна была убить. Но как можно лишить жизни того, кого безумно любишь? Миссия палача так и осталась невыполненной. Я бы не смогла отрубить голову Генриха и привезти ее своему наставнику, который и по сию пору живет в Италии, неподалеку от Рима, и не смогла бы в качестве «залога» отдать человека, который достоин жизни. Потом, когда я узнала тебя поближе, то поняла: ты не можешь так глупо и нелепо погибнуть, только потому, что случайно встретила Якова; Судьба слепа, но ее разорванные нити можно попытаться связать.
Я давно не встречала столь чистых людей, как ты, Лера. Твое существование есть добро для этого мира, я так полагаю. А отданная во имя добра жизнь уже не может быть бессмысленной.
Теперь мое тело в твоем распоряжении. Прости, что не удалось сохранить твое собственное – но я могу лишь соединить разорванную нить, не в моих силах подарить тебе нить новую.
Возможно, с тобой захочет поговорить Наставник, имени которого я так и не узнала.
Возможно, тебе захочется уехать из страны.
Ты вольна делать все, что пожелаешь, ты теперь абсолютно свободна.
Я вложила в твой почтовый ящик еще одно письмо – там номера моих счетов и пароли, кредитные карты и документы на имя Джейн Файерхилл, адреса моих домов в Европе – в общем, все, что тебе может пригодиться. Живи, и пусть хотя бы твоя жизнь не будет такой же пустой, как моя. Прощай.
P.S. Если кто-либо спросит тебя о том, что случилось с Генрихом, тебе необходимо убедить всех интересующихся лиц в том, что он мертв, а Эрика – в том, что ему следует исчезнуть. Иначе тебе придется самой сделать то, на что я оказалась неспособна. Если оба варианта окажутся для тебя неприемлемы, то жизни многих невинных подвергнутся опасности. Я надеюсь на твое благоразумие».
Я скомкала лист бумаги. За что ты просил прощения, Эрик? – «Ты никогда не узнаешь». Так было проще. Так было лучше. Смогла бы я столько ночей спать спокойно, если бы знала правду? Имею ли я право ненавидеть Эрика за эту ложь?
Заглянув в пакет, что оставил Бернар, я обнаружила там легкие туфли на шпильке, черные джинсы и такой же черный свитер с высоким воротником. Траур по Валерии Ведовой. Или по Генриху Крамеру?..
Я села, стянула ситцевую ночную сорочку – белую, с фиолетовыми колокольчиками, затем быстро, насколько могла, оделась. Делать в больнице было нечего. Я нырнула в лаковые туфельки, поднялась. Лера никогда не носила шпилек, зато их обожала Джейн…
В коридоре было темно и шумно, толпились больные в очереди на перевязку, бегали медсестры, что-то писал в журнале врач – большой, в смешном бирюзовом колпаке, отчего казался еще выше.
Я выскользнула из палаты и скорым шагом двинулась к лестнице. Никто меня не остановил. Больных здесь было слишком много, и никому не была интересна элегантно одетая молодая женщина с ярко-рыжими волосами.
Оставаться в больнице и правда не было ни малейшего смысла. Тем более, когда на меня обрушилась такая уйма дел: во-первых, освоиться с имуществом мисс Джейн Файерхилл, во-вторых – как-то дать о себе знать родителям, в-третьих – увидеться с Андреем, рассказать ему о том, кто я… Ну, и напоследок… наверное, побывать на могиле Эрика.
* * *Очень скоро выяснилось, что Джейн была богатой женщиной, с многочисленными счетами в европейских банках и еще более многочисленными поклонниками, которые ежедневно набивали ее почтовый ящик письмами. Джейн недурственно водила вишневый «Опель», Джейн одевалась дорого и со вкусом, любила золото, предпочтительно с хризолитами, которые чудно оттеняли ее зеленые глаза, делая их теплее и как-то добрее.
Я привыкала с трудом. К тому, что горничная приносила кофе в постель, к тому, что на завтрак приходилось есть овсянку, а ужин и вовсе отсутствовал. И я никак не решалась позвонить родителям. Брала в руки телефон – и клала ее на место. Кто знает, как они отреагируют на происшедшее?!!
Но потом, спустя неделю, все-таки набралась храбрости и… позвонила Танюхе. Вот с кого нужно было начинать брать бастион отчего дома.
– Алло? – прозвучал уверенный голос моей сестрицы.
– Тань, привет, – выпалила я, – это Лера. Нам нужно с тобой встретиться. Ну, давай сегодня вечером, а? На набережной, у спуска?
– А чего стряслось-то? – лениво отозвалась Танька, – и с голосом у тебя… чего?
– Ну, вечером узнаешь, – просипела я торопливо, – только обещай, что не будешь впадать в панику и звать милицию.
