Алексей Провоторов - Фантограф. Русский фантастический № 2. 2014
— Вот, значит, для чего ты явился ко мне, — проговорил он. — Напрасно пришёл. Я никого не милую, милует Господь Бог.
— Бога нет, — возразил Филип насмешливо.
Авва Фернар, смежив веки, с минуту молчал. Потом сказал спокойно:
— Только за эти слова ты уже заслуживаешь смерти. Но ради нашей покойной матери я пощажу тебя. Уходи откуда пришёл.
— Я уйду не раньше, чем закончу дело с тобой. Значит, милует Господь Бог. Ну допустим. И как же он это проделывает?
— Глас Господний раздаётся у меня в голове.
Филип усмехнулся и посмотрел на брата в упор.
— Это всего лишь голос твоей совести, Фернар. Вернее, того, что от неё осталось. Твой господин утопил королевство в крови. А ты прислуживаешь ему, как цепной пёс, прикрываясь этим своим истуканом, которого величаешь господом.
Авва Фернар рванул из ножен клинок. В то же мгновение Филип вскочил, ногой отпихнул от себя дощатый стол и отпрыгнул назад.
— Прибери оружие, Фернар, — выдохнул он. — Прости меня за мои слова, я сказал их в запале. Я молю тебя, — Филип шагнул вперёд и неожиданно пал перед братом на колени: — Пощади девушку! Она — моя дочь.
— Что?!
— Франия плоть от плоти моей и единственный живой человек одной с нами крови. Клянусь в том памятью матери.
Авва Фернар с силой вогнал в ножны меч. Отступил назад. Мать умерла, когда им с Филипом не исполнилось ещё и двенадцати. Отец пережил её на год и оставил после себя лишь долги. Имение ушло с торгов, и идти бы близнецам по миру, не заметь их наследный принц. Будущий король взял сирот под свою руку, потом приблизил к себе. Дал им образование, офицерские чины, а взойдя на трон, дал и веру. Королю братья были обязаны всем. Оба. Но только он, Фернар, долг свой оплатил. А трус и чистоплюй Филип в решающий момент предал. Король немилосердно жесток, сказал Филип двадцать лет назад, в тот день, когда последний раз видел брата. Что ж, он прав, к врагам его величество жесток и немилосерден, но что с того?
Сейчас человек, которого Фернар некогда называл братом, пытался шантажировать его. Совесть, голос крови, родственные чувства — всё пошло в ход. Напрасно. Тот, кто посвятил себя службе Всевышнему, глух к увещеваниям и мольбам. У него есть к чему прислушиваться и чьей воле повиноваться.
— Убирайся прочь, — твёрдым голосом велел его блаженство. — Уходи, пока я не приказал…
— Не приказал что? — Филип медленно, в три приёма поднялся с колен. — Схватить меня и предать пыткам?
Авва Фернар не ответил. Филип, опустив голову, долго молчал, потом проговорил глухо:
— Ты отказываешь мне в просьбе?
— Отказываю.
— Что ж… — Филип скрестил на груди руки. — Ты не спросил меня, как я провёл все эти годы, но я скажу тебе сам. Я, видишь ли, воевал за веру. Нет, не за то, что полагаешь верой ты. А за то, во что должен, обязан верить всякий порядочный человек. За принцип, называемый свободой, который важнее чувства долга, важнее мужества. Вряд ли ты поймёшь почему. Да, я знаю, у тебя тоже есть принципы. К примеру, знаю, как поступил бы ты, окажись сейчас на моём месте. Ты заколол бы меня, а завтра принял бы смерть вместе со своей дочерью. Это в твоём понимании был бы честный, мужественный поступок, не так ли?
Авва Фернар вновь не ответил.
— Бывает мужество и другого толка, — сказал Филип и неожиданно улыбнулся. — Знаешь, брат, я тебя убивать не стану.
Смертницу вывели казнить на рассвете.
— Франия, дочь неизвестного, — разносился по площади Висельников зычный голос городского глашатая, — уличена в святотатстве, повинна в безбожии и мятеже против короны. Приговаривается к сожжению на костре.
С первым ударом церковного колокола врата Святой Обители распахнулись. Авва Фернар, десница и глас Господний, второе лицо в стране после короля, ступил на площадь. Провожаемый хриплым вороньим карканьем, двинулся по образованному расступившейся толпой коридору. Обрубок отсечённой по локоть левой руки подобно маятнику раскачивался в такт шагам.
Брошенная на колени смертница ошарашенно смотрела его блаженству в лицо. Авва Фернар на мгновение задержал на ней взгляд. Затем вскинул уцелевшую руку и обратил лицо к небесам. Недвижно стоял минуту, другую. Резко выдохнул и распрямил плечи.
— Волей Всевышнего эта женщина помилована! — хрипло выкрикнул он. — Подседлайте ей коня, пусть уходит!
Развернулся и пошёл от спасённой прочь.
— Ваше блаженство, — догнал священника ошеломлённый начальник стражи. — Ваше блаженство, эта женщина… Она преступница и еретичка. Она…
Авва Фернар остановился. Проводил взглядом удаляющуюся с места казни всадницу.
— Я слышал глас Всевышнего, — сказал он. — Создатель велел помиловать её. Впрочем, возможно, Господь ошибся.
— Что?! — опешил начальник стражи. — Что вы сказали?
— Сказал, что Всевышний, возможно, неправ, — пояснил авва Фернар.
От изумления у начальника стражи перехватило дыхание. Первый духовник королевства усмехнулся и нетвёрдой походкой побрёл по направлению к конюшням. Начальник стражи оцепенело смотрел ему в спину. Затем опустил взгляд и ахнул. За святым отцом тянулся по брусчатке кровавый след.
* * *К полудню авва Фернар освободился от пут. Рывком выдрал изо рта кляп. Превозмогая боль, поднялся, его шатнуло, от слабости подкосились колени. Его блаженство вцепился пальцами в стол, чтобы не упасть. Голова раскалывалась, и саднило в виске, в том месте, куда брат нанёс удар рукояткой меча.
Опустив взгляд, авва Фернар долго смотрел на подсыхающую на каменном полу кровавую лужу. И на руку брата, которую тот, намертво перетянув жгутом плечо, ударом клинка отсёк по локоть. Отсёк, даже не вскрикнув от боли и не застонав. Мертвая рука, казалось, глумилась над авва Фернаром посиневшими, сложенными в непотребном жесте пальцами.
Предатель
Дмитрий Карманов
Запахло арахисовым маслом, и Ян вскочил. Рюкзак в двух шагах, но нет, не успеть. Сердце в горле, ком в брюхе — чёртов адреналин! — но палец уже снял блок и лёг на крючок. Ствол вверх — они всегда там. Вовремя. Жёлтые шары, невозможно быстрые, хлопок выстрела, ещё хлопок — и вот две твари корчатся под ногами, источая ореховый смрад.
Метко. Повезло. Ян крутанул головой — больше никого. Пока. Цапнул рюкзак. Удирать. Сейчас здесь будет весь лес.
Ошибка. За полминуты можно было вырвать из клапана «Интегру» и прогреть её. И тогда из добычи он превратился бы в охотника. А с пистолетом против стаи…
Второй удар застал его врасплох. Желтяки попёрли с подветренной стороны — потому он их не учуял. Мохнатые шары размазались в воздухе — глаз не успевал за движениями, и лишь рука рефлекторно вскинула ствол навстречу атаке. Троих Ян снял в полёте, но остальные выстрелы ушли мимо. Он увернулся от раззявленной пасти с двумя рядами кривых зубов, но желтяк, сделав пируэт, вгрызся в плечо. Едва Ян сострелил его с себя, как новые твари ударились в спину и сбили с ног.
