Лорел Гамильтон - Прикосновение полуночи
– Смерть не чувствует холода, – пояснил Дойл.
– Мрак тоже не чувствует, а ты сидишь в тепле и уюте. – Он направился к двери. – Я много с собой не потащу. Не на драку идем.
– Всякое бывает, – сказал Дойл.
– Возьми не меньше двоих, – велела я Рису.
– Есть, капитан! – Он изобразил шутливый салют и вышел.
Я посмотрела на Дойла и Холода, застрявших у двери.
– Если не желаете остаться понаблюдать, то вам самое время удалиться.
– Ты хочешь, чтобы мы смотрели? – серьезно спросил Дойл.
Вопрос застал меня врасплох. Я даже задумалась, но потом качнула головой.
– Нет вообще-то. – Я испытующе вгляделась в темное лицо. – Не знала, что тебе нравится наблюдать.
– Не нравится. Среди стражей очень немногие привержены вуайеризму.
– Королева из нас это выбила, – хмыкнул Гален.
Дойл кивнул.
– Почти буквально.
– Что до меня, – сказал Холод, – то я не хотел бы смотреть, даже если бы ты пожелала.
– Я никогда не потребую от тебя ничего, что могло бы причинить тебе боль, Холод, если только у меня будет выбор.
Он решил было надуться или сделать вид, что не понял, но потом его лицо смягчилось, и он даже выдавил из себя улыбку.
– Я знаю. Дело не в Никке и Галене. Это эльф-крошка. Мне он не нравится. И мне не нравится, что принцесса сидхе вынуждена использовать свое тело в качестве предмета торговли.
– Холод, – сказала я, подходя к нему, – женщины королевской крови тысячи лет служат предметом торговли. Меня хотя бы не продают замуж в другую страну. А была бы я человеком – так и случилось бы.
– Замуж за эту тва... за это создание! – Он был так шокирован этой мыслью, что мне стало смешно. Я даже рассмеялась – не смогла с собой справиться. Он вздрогнул, словно я его ударила.
Я потянулась к нему, но он отдернул руку. Этого я уже не стерпела.
– Во-первых, феи-крошки принадлежат к Неблагому Двору. То, как к ним относятся сидхе, как все к ним относятся, – это позор. Либо они – составная часть нашего "мы", либо нет. – Я смотрела прямо ему в лицо, смотрела, как наползает на него вечная маска угрюмого высокомерия, но не желала его щадить. Мне надоело каждый раз одергивать себя из боязни задеть его чувства, это случалось слишком часто. – Во-вторых, мне надоело, что ты ведешь себя так, словно твоя кровь и твое тело слишком ценны, чтобы ими торговать. Я ради вас не раз жертвовала своей плотью и кровью. Ты своей кровью никого не кормишь. Ты даже не хочешь, чтобы один-единственный эльф-крошка на тебя посмотрел. Рис не хочет, чтобы к нему прикасались гоблины, а теперь еще и феи-крошки.
– Он поддался гламору Шалфея, – сказал Холод. – Он не хочет рисковать во второй раз.
– Прекрасно, но я-то рискую! У Галена больше причин бояться фей-крошек, чем у вас с Рисом вместе взятых, но он готов их терпеть ради меня, ради нас. – Я шагнула еще ближе к нему, но коснуться не попыталась – не хотела, чтобы он опять отдернулся. – Я знаю, что ты закрывал меня своим телом, что ты защищал мою жизнь, рискуя своей. Но то же можно сказать и о Галене. Сегодня он едва не пожертвовал жизнью. И все же он готов позволить феям-крошкам к себе прикоснуться.
– Чего ты от меня хочешь? – спросил Холод.
– Я хочу, чтобы ты перестал кривить физиономию, что я отдаю себя малым фейри, когда ты сам не позволяешь им даже коснуться твоей ах-какой-белой кожи. Я хочу, чтобы ты не заставлял меня чувствовать себя шлюхой, в то время как сам до такого не опускаешься!
Я поняла, что разозлилась, по-настоящему разозлилась. Но злилась я не на Холода, я просто злилась. И я не могла выказать свою злость тем, кому больше всего хотелось, так что этот беспричинный гнев вдруг прорвался наружу. Кожа у меня вспыхнула огнем, светясь сквозь корку засохшей крови.
Я сделала шаг назад.
– Я устала, Холод, а мне еще немало предстоит сегодня вынести. По условиям сделки с Нисевин я должна отдаться Ройялу – в каком-то смысле. По приказу королевы я должна сегодня отдаться Галену и Никке. И еще одному зеленому человеку, прежде чем нас застигнет рассвет. – Я припомнила еще: – И мне надо переспать с Шолто до завтрашнего вечера, чтобы скрепить союз со слуа, прежде чем мы отправимся ко двору гоблинов. – Я запнулась и покачала головой: – Я опять сказала про время?
– "Прежде чем нас застигнет рассвет", – повторил за мной Дойл. – Да.
– Но у нас все еще слишком много дел, а часы опять начнут тикать на рассвете.
Он кивнул.
– Я бы предложил свою кровь вместо твоей, если бы это удовлетворило Нисевин.
Я благодарно улыбнулась ему:
– Я знаю, но феи-крошки, кажется, тебя недолюбливают. Может, когда у нас выдастся свободный часок, ты мне расскажешь, в чем тут дело.
– Нет, – ответил Дойл. – Тебе не понравится эта история, а мне не понравится ее рассказывать.
Он сказал это так серьезно, даже с грустью, что я тронула его за руку и пообещала:
– Если только мне не нужно будет это знать ради чего-то важного, можешь держать в тайне свои счеты с двором Нисевин.
– Ты действительно позволил бы малым фейри прикасаться к себе? – спросил его Холод.
Дойл посмотрел на друга:
– Да, если возникла бы необходимость.
– Но как ты можешь дать этим тварям к тебе прикасаться?!
– А как я могу просить принцессу выдержать что-то, что не перенес бы сам?
Холод опустил голову и закрыл глаза. Сделал глубокий вдох, словно хотел набрать воздуху перед прыжком в воду. Порывисто выдохнул. Когда он открыл глаза, они были так переполнены эмоциями, что казались двумя серыми омутами страдания.
– Я никогда не стану просить тебя о чем-то, чего не стал бы делать сам, Мередит. Прости меня.
Я взяла его за руку, и на этот раз он ее не отдернул. Я прижалась к нему и подняла лицо для поцелуя. Из-за разницы в росте я не смогла бы поцеловать его, если б он не наклонился. Разве что стул принести. Но стул мне не понадобился.
Холод наклонился навстречу мне, придерживая за плечи, чтобы я не потеряла равновесия, стоя на цыпочках. Мы поцеловались. Я ждала невинного поцелуя на ночь, но у Холода были совсем другие желания.
Губы прижались к моим губам, настойчиво, яростно. Язык вонзился между губ, и я приоткрыла рот, позволила ему скользнуть внутрь. Его дыхание трепетало у меня во рту – он словно стремился вдохнуть меня, втянуть меня в себя, он подхватил меня на руки, с силой прижал к себе. Холод впивался в меня языком, губами и зубами, пока я не начала постанывать от ярости его поцелуя, от свирепой хватки его рук. Я таяла, растворялась в нем; когда он оторвался от поцелуя, у меня голова шла кругом. Я снова потянулась к нему губами, я забыла, где мы, что мы, что мне нужно делать... Я забылась, точно как на пресс-конференции. Забыла все, кроме вкуса его губ, кроме ощущения его тела. Забыла все, кроме поцелуя Холода.
