Александр Прозоров - Возвращение
Олег вынул из-за ремня пистолет, передернул затвор, вытащил и кинул в сумку обойму. Дернул затвор снова, поймал вылетевший патрон. Вцепился в пулю зубами, вывернул из гильзы. Высыпал большую часть пороха на кучку растопки, вместо него плотно набил скрученного мха, дослал патрон в ствол, в сам ствол тоже напихал поломанной сухой травы. Потом направил оружие на растопку и нажал на спуск.
Б-бах! — рассыпанный по растопке порох полыхнул ярким белым огнем, опал, но после него осталось сразу множество дымков: мох и трава затлели почти везде. Ведун наклонился, раздул огонь, поправил веточки. Дожидаясь, пока возгорится первое пламя, Олег вернул обойму на место, потом подложил валежник и отправился в лес за новыми припасами дров.
Роксалана дрогнула и на корточках переползла к огню. Вытянула к нему руки. Когда же Середин вернулся с новой охапкой палок, пожаловалась:
— Так сяду — спина мерзнет. Так — живот холодный.
Ведун вздохнул, сложил новую охапку в двух шагах от первого кострища и перекинул под нее несколько угольков. Вскоре на прогалине горели уже два очага. В промежутке между ними стремительно растаял снег, запарила влажная трава.
— Что, так и будем до весны костры жечь? — спросила отогревшаяся девушка. — Жрать нечего, в шаге от поляны — холодрыга. Сидят два полуголых идиота в темном лесу, в сказку о двенадцати месяцах играют. Ты каким местом думал, когда сюда направлялся? Хоть бы как приготовился. Ни фига башкой не думаешь. Только бы палкой помахать, да с пистолетом побегать. Клоун великовозрастный.
— А ведь ты красивая девушка, — присев перед ней, задумчиво произнес Середин. — У тебя чудесные густые кудряшки, красивые, словно самоцветы, глаза, милый носик, алые соблазнительные губы. У тебя стан горной серны, длинные красивые ноги, высокая девственная грудь. Ты удивительно, ты невероятно красива… Думаю, если заткнуть тебе рот, в ближайшем кишлаке тебя можно без труда обменять на пару лошадей и теплую одежду. И тогда всем будет хорошо.
— Что-о?! — полыхнув огнем, вскочила Роксалана. — Ты… Да как ты… Неблагодарная тварь!
Она развернулась и кинулась прочь, в сгущающиеся сумерки. Олег же вытянул ноги и улегся на бок между кострами, подперев рукой голову.
Кудряшка вернулась минуты через две, остановилась над ним:
— Ты… Ты негодяй! Ты мерзавец! Втянул меня в свои грязные делишки, а теперь еще и оскорбляешь. Я тебе этого… Я тебя!..
— Ты можешь ложиться рядом спать, — тихо ответил Олег, — или отправляйся в лес обижаться дальше. Что выбираешь?
— Подонок… — Она тихонько пнула его носком в спину и вытянулась рядом.
* * *
До утра запасенные им дрова выгорели полностью. Пришлось бросать в пламя даже сырые и гнилые палки, только бы не вставать и не уходить в холод — покемарить еще немного, урвать лишний часок. Наутро костер дымил, как паровоз, то черными, то сизыми клубами. Прямо призывный клич на всю округу: смотрите, тут кто-то есть! В обычное время ведун ни за что не позволил бы себе ничего подобного — но сейчас, не имея никакого снаряжения вообще, выбирать не приходилось. Жги все, что найдешь или сможешь отломать.
Когда солнце наполнило лес светом, Олег таки поднялся и снова направился в лес. Теперь подальше — туда, где еще не успел порыться. Искать приходилось на ощупь, притаптывая снег и поднимая сучья и хворостины, что попадали под ноги, — за минуту не обернешься. Собрав уже изрядную охапку, ведун вдруг услышал истошный женский крик, помчался к стоянке…
Их было пятеро. Все в кольчугах, в шлемах, с мечами. На спинах скакунов, что остались на льду реки, болтались только щиты. Ни сумок, ни заводных лошадей. Видимо, обычный порубежный дозор. Приехали глянуть, что за дымы в диких местах появились. Роксалану они распяли прямо на ее немудреной одежде. Двое держали, один спускал штаны, еще двое ждали своей очереди.
— Олег! Оле-ег! Оле-е-е-ег!!! — Девушка бессильно билась в сильных руках и ничего, совершенно ничего не могла поделать.
— Не кричи, я здесь, — перевел дух ведун. — Все в порядке.
— Не-ет!!! Не в порядке! Какой порядок, идиот… — Она перестала выть и заплакала.
— Еще один голенький нашелся! — заржали мужики. — Беглые рабы, что ли? Ты это, не дергайся. Не то быстро меч в брюхо получишь.
— Ой, ребята, — покачал головой Середин. — Вы не понимаете, как часто я мечтал в детстве о такой ситуации.
— Чего? — не поняв, переспросил один из порубежников.
— Да об этой… — Ведун достал из-за спины пистолет, передернул затвор.
— А это что у тебя такое? Ну-ка дай…
Олег поднял оружие и пять раз нажал на спусковой крючок.
— Где ты был, сволочь? — высвободилась из мертвых рук девушка. — Почему тебя никогда нет рядом? Почему ты всегда где-то шляешься?
Она закрыла лицо руками, часто всхлипывая. Олег обошел трупы, выбрал воина примерно своей комплекции, торопливо раздел — и вскоре с наслаждением влез в овчинные меховые штаны, шелковую рубаху, вязаный свитер, кольчугу и налатник, насадил на голову лисий треух, перевесил меч и ножи себе на пояс. Затем принялся стаскивать оружие и броню с остальных порубежников, увязывать вместе с меховыми плащами в тюк. Хорошая кольчуга — это вам не девушка, за кольчугу не двух коней, а целый табун взять можно.
— Ты в седле держаться умеешь?
— Получше тебя, козел вонючий! Три года на ипподроме занималась.
— Хватит тебе хныкать, Роксалана! Тебя же никто пальцем не тронул!
— Тебя бы на мое место, индюк! Я бы посмотрела, как ты запел.
— Извини, не соловей. Петь не умею… — Середин бросил ей пару меховых штанов, рубаху и налатник. — Вот, одевайся.
— Ты с ума сошел?! Это же с трупов!!!
— Ну, как хочешь.
— Оно в крови!
— Как хочешь.
— Черт бы тебя побрал, осел упертый! Мне же холодно!
— Ну, так одевайся! — не выдержав, сорвался на крик Середин.
— А ты что, не мог им в лоб стрелять? — постучала себе над бровями Роксалана. — Умишка не хватило?
— На алтаре сейчас будет происходить обряд, — устало ответил Олег. — Обряд, после которого зарежут моих друзей. Ты это понимаешь? Я должен быть там! Ты поняла? Хочешь — одевайся, хочешь — нет, но давай в седло садись и поскакали!
— Чего ты взбеленился? Мы же не в армии, я не могу за сорок секунд одеться. Сейчас, штаны затяну. А с резинками нет? Как неудобно. А рубашку надевать не буду, хоть ты меня убей!
— Роксалана, очень хочется.
— Иду, иду… Чур, вон та серая лошадка — моя!
Олег собрал оставшихся без седоков коней как заводных и пара верховых во весь опор помчалась вниз по течению. Скакать пришлось недалеко, верст десять. Меньше, чем через час путники увидели впереди, за нетронутой целиной наста, изрытый, истоптанный, перемешанный с темными катышками навоза снег. Следы были — но ни одной живой души. Над лесом стояла тишина. Ведун понял, что опоздал. Он свернул с реки, промчался через лес, спешился у каменной площадки, что лежала у ног зеленого идола с разноцветными глазами, прошелся по ней из края в край… Зола, пепел. Разбросанные тут и там остывшие угольки из жаровен.
