Владимир Пекальчук - Жестко и быстро
Он сделал шажок от меня, я сделал шаг к нему.
— Нет-нет, святой отец, я не сумасшедший, мой рассудок чист, как горный родник. И я все думал: зачем? Почему господь сунул в тело Реджинальда мою душу? Почему призвал меня, а не вернул Реджинальда, ведь он был невиновен, я знаю это, потому что сижу в его голове, образно выражаясь. И со временем я все понял. Когда господь наш взглянул с небес на землю, то увидел, как часто творится несправедливый суд, и обронил слезинку. С тех пор любой несправедливо обвиненный может доказать свою невиновность, пройдя испытание и достав Слезу бога из того места, где она хранится. Настоящий же преступник не сможет ни добыть ее, ни вернуться живым, и обречен стать стражем, охраняющим Слезу от неправедных злодеев. Таков был план господа.
— И… что? — с опаской спросил жрец, весь его вид показывал готовность поддакивать и ни в коем случае не вступать в спор с сумасшедшим.
— Но затем он взглянул вниз еще раз и с горечью увидел, что его план был людьми извращен и испорчен. И тогда он решил послать сюда того, кто все исправит. Святой отец, устами покойника я обвиняю вас в убийстве Реджинальда Рэмма, умышленном или нет — виднее небесам. Я обвиняю вас в бессердечности и бессовестности. Но самое главное — от имени господа я обвиняю вас в том, что вы дерзновенно присвоили себе право решать, кто попадет на Божий суд, а кто сдохнет в муках по дороге, не добравшись до пещеры. Вы превратили суд Божий в суд человеческий, и за это пришла пора держать ответ.
Он прочитал в моих глазах свой приговор и завопил:
— Братья! Братья, помогите, здесь сумасшедший!!!
Я не стал ему мешать и ничего не предпринял, когда из внутренних помещений выскочили трое монахов. Они попытались оттеснить меня от настоятеля, но я свалил всех троих тремя быстрыми ударами. Следом за ними на шум и крики прибежало еще десятка два.
Монахи — не отставной спецназ службы безопасности, не якудза, не грабители и даже не бунтари. Несмотря на бесстрашное желание защитить настоятеля, они не сумели оказать мне никакого достойного сопротивления, и потому минуту спустя большая часть их лежала на полу, со стонами прижимая руки к ушибленным частям тела. Я даже не ударил никого из них в лицо и никому ничего не сломал.
— Ну что, святой отец, теперь вы верите, что я действительно другой человек в теле Рэмма? Вставайте.
— Ты… ты собираешься убить меня? — Весь его облик выражал ужас.
— Вы заслужили смерти, по моему мнению, но у меня нет против вас доказательств. Потому я просто отправлю вас туда, куда вы отправили Реджинальда Рэмма. На Божий суд.
Он пытался упираться, но я заломил ему руку за спину, вытащил из храма на дневной зной и поволок к воротам, ведущим в пустыню. Со стороны стоянки донесся звук заводимого двигателя.
Тут возникла заминка, потому что часовые наверху стены не пожелали открыть ворота. Пришлось достать пистолет.
— Если не откроете — убить не убью, но колени прострелю, — пообещал я.
Ворота открылись. За ними — раскаленный песок ущелья, а дальше — пустыня смерти.
Дулом пистолета я вытолкал настоятеля на песок и вручил ему флягу с водой.
— Было бы справедливо отправить вас без воды и голышом, но я не стану присваивать себе право на суд Всевышнего. Воды вам хватит, чтобы выжить ровно один день, чтобы добраться туда, если будете идти быстро, а в пещере вы воду найдете, если, конечно, господь соизволит вам ее дать. А я буду ждать вас тут два дня. Не принесете Слезу бога — не войдете и сдохнете прямо у ворот. Клянусь душой невинно убиенного Реджинальда, что без Слезы не впущу. И пускай господь поможет вам, если вы невиновны.
Он шагнул наружу, затравленно и тяжело дыша, но в его глазах я увидел хитринку.
— Да, и просто между прочим. На случай, если вы надеетесь на монаха, удравшего на грузовике, — я взорвал мост и перерезал телефонную линию. Даже если кто-то сумеет выбраться на ту сторону ущелья, ему предстоит пройти сто пятьдесят километров до ближайшего человеческого жилья, что займет минимум два дня, даже если он сможет дойти. А потом еще несколько часов уйдет на то, чтобы сюда приехала помощь, и если это будет не взвод солдат, обученных бороться с магами, а местный констебль или там шериф, то он ничего не сможет поделать. Таким образом, ближайшие двое-трое суток я тут главный, а воды у вас на двое суток в этой духовке не хватит. Потому, если вы надеялись никуда не идти, а посидеть где-то под скалой за поворотом несколько часов, пока не приедет подмога, не надейтесь. По истечении двух суток я выйду за ворота и прогуляюсь. Найду вас поблизости без Слезы — убью. Господь в помощь, святой отец, и не теряйте времени даром.
Я махнул рукой, веля закрывать ворота, затем приказал монахам-часовым спуститься.
— Значит, так. Если кто-то из вас попытается на меня напасть — пеняйте на себя. Буду стрелять на поражение, хотя вообще-то могу убить вас голыми кулаками.
Они промямлили что-то вроде «на все воля господня» и убрались с моих глаз долой. А я взял сумку с энергетиками и провиантом и полез на башню вместо них.
К тому времени красное одеяние настоятеля как раз мелькнуло у поворота и пропало. Надо будет утром пойти в пустыню и проверить — не спрятался ли он там. Возьму с собой пару монахов в заложники, чтобы за мной ворота не закрыли, и пойду. Хотя вряд ли, если настоятель не дурак, то понимает, что других возможностей выжить у него нет, принести Слезу — единственный вариант.
Каковы его шансы? Да невелики, как мне кажется. Настоятель уже крепко немолод и за здоровьем не следил, хоть и монах, а пузо человека, ни в чем себе не отказывающего. Скорее всего, он умрет, не добравшись до пещеры, как и Реджинальд. И, может статься, в его тело будет вложена чужая душа, которую тот, кто главный в этом мире, сочтет более достойной. Забавная мысль, но имеет право на жизнь, если я верно разгадал план здешнего господа.
Я сел на лавочку, вытянул ноги и достал из сумки банку энергетика: меня ждут два дня неусыпного дежурства на вершине башни.
Два дня наедине с небесами.
* * *Пять лет спустя
Когда ученики утренней группы ушли, я вышел из додзё в сад: ученики учениками, но я должен тренироваться и сам. Десятый дан — это практически предел для одной человеческой жизни, но мне выпала возможность шлифовать мастерство и оттачивать стиль две жизни подряд, и будь я проклят, если не использую эту возможность.
День выдался прекрасный для тренировки на открытом воздухе. У моего додзё — сад с прудом, на берегу которого вкопана моя макивара из необитого дерева. Еще пара лет — и я заменю ее на железную.
