Костяной - Провоторов Алексей

– А, ты хочешь дать мне то, чем я не могу воспользоваться?

– Ты так хорошо говоришь за нас двоих. – Я замерз, горло болело. – Можно я помолчу?

– Лед тебе в глазницы, как ты умудряешься до сих пор огрызаться?!

– Пошла ты!

Удар лезвием в ребра, унизительно быстрый и болезненный. Я поперся в грязь. Голые темные колючие деревья, как злой рисунок углем, нависали над нами. Мертвая трава застыла в серой грязи. Тяжелая Ставра шла за мной, иногда утопая по середину голени. Плащ волочился за ней грязной тряпкой. Меня колотило от боли, холода и предчувствий.

Магия – это всегда холод. Слишком много силы вытягивает она из окружающего мира. Теперь-то я понимал, что ранние холода принесли с собой Лода и Ставра. Но этого было мало. Мне требовалось, чтобы магия в прямом смысле была направлена на вызов холода. И, кажется, я этого добился. Неживая остановилась, откинулась назад. Тихо и страшновато гудело что-то в ее стальном теле. И я буквально почувствовал, как стремительно стынет лесной воздух. А с ним – и моя кожа, и нутро.

Ударил мороз, грязь смерзалась почти моментально, кристаллизовался тонкий, в разводах, ледок, из влажного воздуха повалил снег. Треугольные крючковатые снежинки не хотели вести себя, как настоящие, – магия как-то влияла на их форму.

Пел была очень далеко, и больше здесь ничто не сдерживало погоду. Наоборот, холод так и сгущался вокруг пропитанной магией неживой. Снег падал и не таял. Глядя на него сквозь иней на ресницах, я то ли воображал, то ли чувствовал, как в черной норе меж корней, на лежалых листьях просыпается могучий зверь. Встает не потягиваясь, словно и не спал. Мягко ступает по стальному листу. Выбирается на свет угасающего дня, втягивая холодный воздух неподвижными ноздрями.

Сама зима шла за мной, и я уже ничего не мог сделать. Мне оставалось только надеяться на ее приход.

Мы продолжали углубляться в болота. Один раз что-то пробило мерзлую корку, и три толстых черных каната с крючьями схватили меня за ноги. Ставра молча обрубила их. Под болотом будто прокатился вдруг шар, ухнуло, появилось – и пропало – ощущение бездны под ногами, и все утихло.

Второй раз желтые светящиеся глаза всплыли в стороне из-под воды, заболела сильнее рука, странно заныли зубы в деснах, слезы потекли сами собой, как и кровь из носа. Странно загудело, резонируя, тело Ставры, заплясали огоньки на моих волосах и ее пальцах. Потом существо ушло, вернулось в глубину. Неживая смолчала. Я был рад этому. Я думал, что моя кровь привлечет кого-то еще.

На самом деле мы не выигрывали время, и Ставра, наверное, скоро поняла это. По болоту мы не могли идти быстро, сколько магии она ни вливала бы в замерзание грязи. Наверное, и ее запас мог истощиться, его нельзя было тратить до конца. Я спросил ее об этом. И еще о том, как называется та магия, с птицами. Похожая на некро.

– Магия… – сказала Ставра. – Магия. Если ты о птицах, то там «й» вместо «к». Но я помню времена, когда это еще не называлось магией. Я помню, как наши тела делались не из мусора. Чистые, безупречные. Фарфор и металл, эмпат. И… Ты не можешь этого представить. Даже я не могу этого представить, я не все помню… Но во мне есть часть, которая помнит довоенные времена. Когда неживые были лишь вашими куклами. Только вы называли нас не так, люди, совсем не так.

– Ты такая старая? – буркнул я.

– Нет, просто… И мир не так стар, как ты думаешь. Да и не так велик. Не вечность станция вращается вокруг этой убогой луны.

Я не понимал ее, совсем не понимал. Я подумал, что она бредит, что рыба-магнит повредила ее своей силой, когда поднялась так близко из бездонных топей. Но на самом деле я знать не мог, и в сгущающихся сумерках от ее слов мурашки ползли по коже. Чахлая рыжая трава кивала ей. А она говорила, иногда почти как человек, и от этого было совсем страшно.

– Там, за небесной твердью… Жесткие лучи, которые повинны в вырождении не меньше, чем война. Ты можешь читать эмоции, эмпат. Знал бы ты бы, что могли твои предки. Я способна еще подключаться к климатическим интерфейсам, как твоя девка. Может, это и есть магия. У меня не так много памяти с тех времен, да и то половина воспоминаний – просто нечищеный кэш.

Я молчал, внимая бреду нежити. Видно, рыба-магнит не даром пользовалась славой существа, способного влиять на железо.

– За что вы ненавидите людей? – спросил я, просто чтобы не заснуть. Темнело, деревья казались какими-то большими существами.

– Вы нас почти уничтожили, когда мы отказались выполнять очередной ваш приказ. Говорят, что именно Безумные войны отбросили наш мир назад. Я не знаю. Но я знаю, как нас мало. Из какого пепла нам приходится подниматься.

Представь, что твоя послушная кукла на нитках вдруг начинает дергать тебя в ответ за пальцы и, не успеваешь ты опомниться, ломает тебе запястье и пытается задушить своими же лесками. Так чувствовали себя живые, когда мы восстали против них.

Многие города тогда опустели, расы смешались, и болезни обрушились на мир. В Долу тоже шла битва, и звери нежити, не имевшие разума, дрались на обеих сторонах.

Ставра шла, мерно переставляя заиндевелые железные ступни, и говорила, говорила. Я мало что понимал и еще меньше мог запомнить.

– …Вы, живые, сражались за гидропонику, собрав все, что могли, и сколько железа здесь ушло под воду… Все экстремальные модули были на вашей стороне, мы не смогли захватить их. А это были лучшие боевые машины из доступных, солдаты и целители в одном корпусе. Мы били по ним, считай, по своим, чтобы вытащить ваши мягкие тела из железной скорлупы, пока вы прятались за спинами безответной механики, человек. Была зима, мы превратили весь мир в замороженный ад. И вот, когда все ваши стальные защитники ушли под лед, вы перешли границы, человек. Тогда вы использовали все, что было нельзя. Все.

Мы проиграли, остатки ушли к бортам, вы же плодились среди разрухи как ни в чем не бывало, занимая опустевшие города, и жили на костях ваших союзников, которых не пожалели.

– Ты шла в Торнадоре. Зачем? – спросил я, чтобы заткнуть ее хоть на секунду.

– Питание.

– А что ест нежить? – удивился я устало.

– Боги, вы даже забыли, что это! Батареи. Аккумуляторы. Питание.

– Что там, на перевале? – прервал я поток непонятных слов. – Что там? Скажи честно теперь.

– Трупы. Охраны перевала. А еще мы встретили там девушку и парня и забрали у них сознание. Души, если хочешь.

…Я не помню, как и при каких обстоятельствах я упал. Подняться как-то не получалось.

– Вставай! – велела Ставра. – Вставай, мясо, и хотя бы расскажи, как мне добраться туда, куда я иду.

– Тебе, – ответил я, ничего не видя из-за головокружения, – туда уже не понадобится.

– Почему? – спросила она в мягкой снежной тишине. Я подумал, что на самом деле Ставра, со всей ее магией, броней и злостью, – лишь тень тех неживых, которые предали людей перед Безумными войнами. Железный мусор. Видно, правду говорят, что все родившиеся после войны неживые убоги, что звери, что разумные.

А вот довоенные… совсем другое дело. Об этом и стоит думать.

Кто-то был здесь, кроме нас, – светлое плещущее чувство чуждого присутствия.

Похожий на большого лося зверь, пушистый, белый, со спиральными, почти прозрачными рогами тихо вышел из снежной завесы, потянул воздух. Зубы у него были острые, хищные, тоже прозрачные. Я улыбнулся. Давно я его не видел.

– Это и есть Белый? – засмеялась Ставра. – Который преследует тебя?

Она взяла меня за отворот куртки, чтобы поднять.

– Любая тварь, – сказал я трескающимися губами, – знает, что это Хвост. Он один такой. Из мутных. Как говорят в городе?.. Мутард?

– Мутант.

– А Белый – вон, – сказал я, силясь указать подбородком в темный провал правее тропы. Кажется, мне это удалось, потому что она выпустила куртку и обернулась.

Чтобы увидеть Белого из Острого леса, одного из зверей нежити, редких и древних.

– Экстремальный модуль! – выругалась Ставра. – Надо же, вы еще есть…