Андрей Егоров - Путешествие Черного Жака
Между тем действо уже начинало разворачиваться. Несколько всадников старались расчистить для придворной свиты больше места, но у них ничего не вышло. Они гарцевали вдоль толпы на скакунах пегой масти, — в Катаре этот окрас считался признаком лошади благородных кровей, — и охаживали кнутами слишком ретивых горожан, которые не сумели вовремя вжаться в толкавших их в спину зевак.
Несколько сот придворных заняли свои места вокруг огромного трона, отделанного бордово-красным бархатом и золотом. Выглядели они франтовато в белых рейтузах и пышных париках. Да и вели себя соответствующе. Даже толстый с багровым лицом детина, на котором можно было вспахать целое поле, изящными жестами посылал толпе воздушные поцелуи.
Народ Катара шумел и неистовствовал. Какой-то фанатик бешено орал:
— Да здравствует король!
— Он еще не король, — резонно возразил ему кто-то.
— Он король! — проорал в ответ фанатик. — Коро-о-оль по праву рождения им».
Один из вельмож, с длинными тонкими ногами, затянутыми в светлые рейтузы, вынес лежавшую на обшитой бахромой подушке корону из белого золота — символ монаршей власти и могущества. Толпа притихла. Все ожидали появления короля, но он не сильно спешил предстать перед лицом народа, наверное, его наряжали в расшитую золотом мантию. Наконец король появился. У него было удлиненное злое лицо с голубыми глазками и тонкие пальцы, унизанные золотыми перстнями.
— Это что, король? — спросил меня кто-то.
Я обернулся и увидел сутулого типа с помятым лицом и высокими залысинами в клочковатых седеющих волосах. Вид у него был такой жалкий, что я не смог не ответить.
— Да, похоже, король…
— Старый был посолиднее. — Он протянул мне влажную ладонь: — Олафет…
— Жак.
— Очень приятно, Жак, не правда ли, волнующее зрелище?
— Возможно. Я только недавно приехал в город, сейчас мне все кажется волнующим.
Олафет с интересом уставил прямо на меня мутновато-голубой глаз.
— Интересно, — проговорил он, — чем все это закончится… В прошлый раз убили короля… Старшего брата нашего Людовика. Теперь вот опять коронация.
— Надеюсь, все закончится хорошо для королевства…
— Надеюсь. — Во взгляде моего собеседника почудился какой-то подвох, тем не менее я не придал значения странному выражению его лица.
Мало ли что могла выражать его жалкая физиономия.
Король воздел руку, чтобы поприветствовать придворных, чем вызвал новую волну восторга и ликования. Он уселся на трон, в ладонь его вложили золотой жезл — символ монаршей власти. Наступила краткая пауза, корона была возложена на его маленькую голову и сразу сползла на левое ухо. Король — теперь его можно было так называть — поправил корону и задрал подбородок.
— Его величество король Людовик 22-й! — выкрикнул вельможа.
В этот момент Олафет принялся проталкиваться вперед.
— Пойду погляжу поближе, — буркнул он мне.
Я пристроился за ним, и мы стали стремительно приближаться к центру дворцовой площади. Наше продвижение привлекло внимание одного из всадников. Он с мрачноватым видом, восседая на крепком коне, смотрел, как мы проталкивались все ближе и ближе, пока не оказались в первых рядах. Здесь жалкий Олафет остановился, обернулся ко мне и подмигнул мутным голубым глазом:
— Гляди, что сейчас будет…
В этот момент меня впервые охватило беспокойство. Я ухватил его за рукав засаленной грязной куртки, но Олафет одним движением отпихнул меня и извлек из внутреннего кармана длинный стилет. Всего один жест — и стилет, просвистев в воздухе, вонзился в горло короля. Людовик 22-й охнул, да так и остался сидеть на троне, только руки его судорожно дернулись к горлу, но потом безвольно упали на подлокотники кресла, голова стала заваливаться набок, и корона покатилась по булыжникам Дворцовой площади.
— О черт! — выкрикнул я.
Такую тишину, какая наступила после этого происшествия, редко где услышишь, разве что в горах — там воздух свеж и сладок возле горного озера, чистого и прозрачного, словно слеза ребенка…
Набрав в легкие как можно больше воздуха, я зажмурился, потому что никак не мог поверить, что, лишившись дара колдовства, я мгновенно умудрился встрять в такие серьезные неприятности. «Нет, все же надо мной довлеет злой рок! Или, как сообщил мне Оссиан, какие-то могущественные силы задались целью меня погубить».
Я обернулся и принялся поспешно протискиваться через толпу, чтобы как можно скорее скрыться. Позади раздался бешеный крик:
— Держи его!
Быстрый взгляд через плечо позволил оценить всю плачевность моего положения. Всадник, недавно наблюдавший за мной и Олафетом, теперь пришпорил скакуна и пробирался сквозь толпу следом за мной. Самого Олафета уже не было видно, его закрывали тяжелые крупы лошадей. Сидевшие на них всадники охаживали несчастного кнутами. Он что-то еле слышно выкрикивал.
— Это его сообщник! — проорал всадник.
Я понял, что далеко не уйду. Толпа внезапно сплотилась против меня. Я уже не мог протолкнуться, горожане перекрыли мне все пути к отступлению и теперь принялись выталкивать на площадь. Сотни рук тянулись, чтобы оттолкнуть, сбить меня с пути к спасению. О, как мечтал я в эту секунду о том, чтобы вызвать яростный метеоритный дождь, который разметает останки безжалостных людей по окрестностям, пройдется по всадникам и вельможам, размажет их всех по твердым камням мостовой…
Прямо передо мной неожиданно оказалась морда лошади, я услышал щелчок, и кнут ожег мою щеку. От боли я обрел силы, рванулся вперед и вверх и, вцепившись в руку всадника, рывком вырвал его из седла. Запутавшись в стременах, он рухнул на мостовую лицом о булыжник, а я мигом забрался на коня и принялся кружить по площади, не зная, что предпринять. Позади меня был королевский дворец, со всех остальных сторон дорогу перекрывала толпа. На лицах людей читалась ненависть, они тянули ко мне руки, но я разворачивал коня то одним боком, то другим, так что им было до меня не дотянуться.
Всадники быстро осознали, что происходит. Они пришпорили своих лошадей и окружили меня, помахивая кнутами. Теперь я попал в серьезный переплет. Один из них ударил меня кнутом, но промахнулся, кнут щелкнул впустую, второй предпринял атаку еще более неудачную: его кнут ожег беззащитную шею моего коня, который, ощутив боль, резко дернул головой и понесся прямо на толпу… Я врезался плечом в одного из всадников, мы оба едва не вылетели из седел, потом мой взбесившийся скакун сбил несколько человек, они с криками рухнули под его тяжелые копыта, и толпа чудом расступилась, давая нам дорогу… Я подался вперед, воодушевленный нашим бегством, как вдруг вокруг моей шеи обмотался кнут, и через мгновение меня буквально вырвало из седла. Я плашмя рухнул на мостовую, удар о камни пришелся в плечо. Некоторое время я лежал совершенно оглушенный, а потом попытался пошевелиться, но ощутил дикую боль в области шеи и правого плеча. Затем пахнувший конским навозом сапог одного из стражей врезался мне в лицо, и я лишился сознания…
