Вера Ковальчук - Младший конунг
И на дорогах к альменнингу, и внизу, на берегу, и даже близ поместья, которое все так же высилось на высоком пологом холме, она не заметила ни одного человека. Тишина и безмолвие, и безветрие, покой, который, казалось, глубоко хранил какую-то тайну, запретную для глаз живых. Касаясь ладонями верхушек травы, она взошла на вершину холма и пошла навстречу морю, распахивающему ей свои бездонные объятия, и небу, вторившему воде. Под ногами похрустывали мелкие камушки.
Оскальзываясь на тропе, она спускалась к линии прибоя.
А потом вдали показался парус. Он приближался так быстро, будто его подгонял шторм, но ни дуновения она не чувствовала на лице. Парус был знакомый, носовое украшение снято, и слева от штевня стоял мужчина в плаще поверх доспеха, но без шлема, при мече. Сперва она присматривалась к нему с обычным любопытством — ей хотелось непременно узнать, кто же он, владелец корабля, так быстро идущего под парусом в полный штиль. А потом она узнала его, и у нее перехватило дыхание. Хильдрид больше не чувствовала под ногами камней или скользкой, утоптанной земли — будто крылья несли ее к линии прибоя.
Она вошла в воду по щиколотку — ноги ее ощущали холод накатывающих волн, подмок подол. Драккар надвинулся. Это был «Змей», он ткнулся штевнем в гальку, и воин в плаще легко перемахнул через планшир и пошел к ней.
— Реен, — позвала она. Его синие глаза рассматривали ее жадно и с мягкой улыбкой. Гуннарсдоттер видела, как он рад ее видеть, и это ошеломляющим счастьем отдалось в ее душе.
Мужчина подошел. Да, это был Регнвальд, молодой Регнвальд — здесь ему было не больше тридцати — она узнала бы его из сотен тысяч мужчин. Его кольчуга, в которой его положили в курган, его плащ — она плела к нему тесьму. Она смотрела на него, слабея от радости, что видит его опять. Он осторожно взял ее за руки и слегка сжал, но не произносил ни слова. Только смотрел. Волна за волной накатывали на берег, некоторые обдавали ее колени, и платье намокало все сильнее.
«На шелке будут разводы», — подумала она и тут же забыла. Какое значение имела ткань?
Она столь многое рвалась ему сказать, но теперь мысли не складывались в слова, а слова — во фразы. Она несколько раз открывала рот и тут же закрывала. Ей и так было хорошо с ним, и хотелось только одного — быть с ним и дальше.
Только холодно.
— Мне холодно, Реен, — произнесла она жалобно. — Обними меня.
В ответ он взял ее за плечи и крепко сжал.
Орм повернул мать. Ее глаза были закрыты, но в тот момент, когда он резковато встряхнул ее, губы приоткрылись и распахнулись глаза, которые в темноте землянки показались ему почти черными. Она посмотрела на сына — во взгляде было мало осмысленности. Туман заволакивал его, и Регнвальдарсон не мог бы даже поручиться, смотрит ли мать на него, или сквозь него. Губы снова шевельнулись — он услышал стон.
Орм сжал плечи матери и попытался ее приподнять. Она показалась ему холодной, как статуя.
Женщина прикрыла глаза, потом снова подняла веки. Сын поднял ее на руки — она показалась ему легкой, как пушинка — и вынес на воздух. Осторожно положил на траву рядом со входом в землянку. Вокруг столпились его викинги, но близко не подходил ни один — все они молчали.
Хильдрид вздрогнула и открыла глаза. На Орма она теперь смотрела вполне осмысленно. Потом ее губы тронула улыбка. Во взгляде запылала любовь, и сыну Регнвальда стало плохо. Захотелось убить кого-нибудь или хотя бы искалечить, переломать все кости. Он справился с собой лишь с большим трудом.
— Мама, слышишь меня? — он впервые назвал ее так.
— Реен... — простонала она. Стон легкий, как дыхание, почти неслышный. — Реен...
— О ком это она? — спросил Кадок, который единственный держался рядом с молодым конунгом Нортимбраланда и все норовил чем-нибудь помочь. Сейчас он держал в руках теплый плащ.
— Об отце, — сквозь зубы, нехотя, ответил Орм, и валлиец понял, что пока лучше молчать.
— Мама, ты меня слышишь? — повторил молодой конунг.
Хильдрид смотрела в глаза мужа, которые почему-то стали тревожными. Ей хотелось прижаться к нему, закутаться в его плащ, ощутить тепло его тела. Холод подступал волнами откуда-то изнутри, и в какой-то момент она даже испугалась — не простудилась ли. Ветер пах приближающимся дождем. Потом холод вдруг отступил, а Регнвальд молча поднял ее на руки и понес на свой корабль.
Женщина слабо вздрогнула в руках сына, и глаза ее остановились. У Орма перехватило дыхание, он встряхнул ее раз, другой, уложил на землю и стал щупать бьющуюся жилку. Не нащупал. Принимать очевидное не хотелось. Он отпустил ее и стиснул правую руку левой. Долго смотрел.
— Что там? — прозвучал чей-то голос. Должно быть, спрашивал воин, которому было не видно, что происходит у землянки. — Что там? Умерла?
Регнвальдарсон медленно поднялся на ноги. Он не был уверен, что справится с собственным голосом, но выставлять на всеобщее обозрение чувства, пусть даже они всем очевидны, не желал. Он молчал так долго, что воины начали поглядывать на него с тревогой и вопросительно.
Бой затих вдали, почти всех убили, кого-то взяли в плен, нужно было решать их судьбу. Нужно было распоряжаться людьми и захваченными вещами, решать, что и как делать дальше — словом, забот невпроворот.
Так долго хранить молчание люди Орма не могли. Кто-то, истомленный боем, уже пристраивался к вражеским котлам с кашей. За спинами впередистоящих викинги тихонько переговаривались между собой.
— Умерла?
— Точно. Умерла.
— Отчего хоть? Замучили? Что с ней делали-то здесь?
— Похоже, что от ран. Надо бы повязки размотать да посмотреть.
— От ран, конечно. От чего ж еще?
— Хватит, — сказал Регнвальдарсон, не оборачиваясь, и стихли даже те разговоры, которые велись в полусотне футов от него. Лакомившиеся чужой кашей воины оставили ложки и вытянулись. — Тела убрать и подготовить к погребению. Найти наших пленных или их тела. Разложить костры и приготовить еду. И отдыхать — завтра выступаем. Если Харальд Эйриксон и его отряд попадется нам по пути — тем лучше, у Гуннхильд станет на одного сына меньше. Не попадется — я потом его найду. И спор между нами решит меч.
Нагнулся, поднял тело матери на руки и понес к кораблю.
Эпилог
Орм Регнвальдарсон поднялся на «Лосося» по сходням, положенным лишь для удобства — корабль находился на земле и был прочно установлен между двух валунов. Весла были уложены поверх скамей, на бортах повешены щиты, хотя ни одного человека, кроме Орма, на корабле не было. Драккар был снабжен всем необходимым для путешествия — запасом продовольствия в огромных корзинах, бочонком пива, всякими мелочами, даже палаткой, которая против привычного не была разложена на палубе, а лежала разобранная.
