Андрей Ерпылев - Город каменных демонов
— Теперь ты умрешь, — равнодушно продолжил Враг рода человеческого. — Твоя кровь уже превращается в песок. Пройдет немного времени и…
Мюллер судорожно щупал вздувшиеся на запястье вены и с ужасом ощущал под пальцами твердые комочки, наполняющие их.
— Ты мне не веришь? Зря, — в руке гостя сверкнуло узкое лезвие. — Хочешь убедиться? Давай вскроем одну из вен.
— Что мне делать?.. — простонал старик.
— Как что? — пожал плечами демон. — Вернуться назад. Только и всего…
Фрау Мюллер едва не упала в обморок, когда бледный, трясущийся от слабости муж явился перед ней, словно выходец с того света.
— Едем! Срочно собирай вещи, Лизелотта! Мы едем обратно! Мы едем домой…
Краснобалтск, Калининградская область, 200… год.
— А-а… Это вы…
За воротами стоял Петрович, с какой-то кривой ухмылочкой на широком лице подбрасывая на ладони увесистую монтировку.
— Здоров ты, браток, а ведь так и не скажешь… — таксист тронул кончиком железяки свисающий с двери отбывок ржавой цепи. — Эк цепочку-то разорвал! Будто шнурок гнилой.
— Где вы были? — чуть ли не с кулаками напустилась на него Вера. — Почему не помогли нам? Почему дверь не открыли? У вас ведь лом в руках… Пойдемте, там Роман…
— Постой, — схватил ее за плечо Женя, в мозгу которого уже забрезжила догадка. — Неужели это вы?.. — обратился он к мужчине.
— Я, — легко и даже как-то радостно признался тот. — Жалко только, помощнее ничего не нашел — цепочкой ворота замотал. Да кто ж знал, что ты таким бугаем окажешься? А то я и монтировки бы не пожалел…
Солнце еще и не думало всходить. Туман клубился, завивался тугими спиралями, размывал очертания предметов. Князеву на миг показалось, что он разговаривает не с живым человеком, а с ожившей статуей, очередным каменным монстром, только прикидывающимся живым.
— Ромка там, говорите, — продолжал тем временем Петрович. — Неужто жив еще, гнус? Ну, это и исправить недолго…
Миновав оцепеневших от ужаса молодых людей, таксист прошел в склад, остановился над распростертым на полу телом милиционера и потыкал его носком ботинка. Евгению было отлично видно в полумраке помещения, как безжизненно мотается по полу окровавленная голова лежащего.
— Как вы можете?.. — пролепетала девушка, сжимая кулачки, но Женя только крепче сдавил ее плечо, не желая подпускать к оборотню даже на шаг. — Вы человек или нет?.. Ему же еще можно помочь…
— Человек? — вскинул брови Петрович. — Человек, конечно. Кто же еще? А вот эта тварь — нет, — он еще раз с наслаждением вонзил ботинок в бок бесчувственной жертвы. — Помочь, говоришь?..
Мужчина отступил на шаг, пошарил вокруг глазами и, сунув за опояску брюк монтировку, поднял брошенную искусствоведом трубу.
— Щас поможем, — ухмыльнулся он, примерился, и на глазах невольных свидетелей, едва не лишившихся от ужаса чувств, широко размахнувшись, с хрустом вонзил свое импровизированное копье в спину Романа. — Поможем… — повторил он, наваливаясь на трубу всем телом и глубже загоняя ее в конвульсивно дергающееся тело.
— Видали? — весело оглянулся он на Веру и Евгения, и тем показалось на миг, что это какая-то шутка, розыгрыш, фокус, что сейчас Роман поднимется с пола, живой и невредимый… Разум отказывался верить в реальность происходящего. — Будто жук на булавке! Ишь, как дергается…
Тело судорожно затрепетало, окровавленная рука мучительно сжалась в кулак и медленно распрямила пальцы.
— Ну, кажись, все… Теперь и вами можно заняться.
Петрович опустился на колени рядом с милиционером и зашарил у него по карманам. Через минуту он распрямился, держа в опущенной руке пистолет.
— Беги! — вышел из ступора Женя, поняв, что сейчас случится непоправимое. — Беги! Я его задержу!..
— Беги, беги, — кивнул таксист, выходя из склада. — Пуля догонит… Ну, чего же вы? — недоуменно спросил он ребят. — Спрашивайте. В кино ведь всегда так: перед тем как убить, непременно выговориться дают. Удовлетворю уж ваше любопытство напоследок.
Говорить с предателем не хотелось, но если уж судьба дарует еще несколько минут жизни…
— Зачем вы так? — спросила Вера, вцепившаяся побелевшими от напряжения пальцами в куртку Евгения, стремящегося, насколько это возможно, заслонить ее своим телом. — Мы же вам верили…
— А верить, дочка, никому нельзя! — расхохотался Петрович. — Только себе и можно, да и то не всегда.
— Как же вы так? — вставил слово и Женя. — Он же ваш друг.
— Друг? — окрысился оборотень. — Какой еще друг? Ему, падле, пруха такая поперла, молодым да здоровым навсегда остаться, а я что? Мы ведь с ним за одной партой штаны протирали, а взгляни на меня — я ему в отцы гожусь! Мне еще сколько осталось? Десять лет? Пятнадцать? А может, ни одного не осталось, как Валерке Шандорину? Сердчишко, крынь — и готово! Только он-то вечно таким останется да будет к Таньке своей по ночам с погоста шастать, а я? Червям на поживу? Не хочу!!!
— А вас разве обошли?
— Да, обошли! Ты б знал, малец, как обидно, когда чуть ли не все вокруг вечные, а тебя — в сторонку. Не подходишь, дескать, порченый!
— И вы, значит…
— А ты что — судья? Кто тебя, сопляка, уполномочил меня судить? Да был бы ты на моем месте — не задумываясь душу бы продал! Молодежи-то оно всегда так: принципы, идеи, мораль всякая… А мне помирать неохота! Я жить хочу! Пусть болваном каменным, а жить!.. Да еще и неизвестно, когда каменным-то стану, может, поживу еще, хоть и не молодым — таким, как есть, но здоровым! А сколько — одному Богу известно…
— Не припутывай Бога… — раздался у него из-за спины низкий рокочущий бас, отдаленно напоминающий голос Прохорова. — Ты, мразь, его недостоин…
— А? — обернулся подлец, вскидывая подрагивающей рукой пистолет. — Быстро же ты оклемался…
Из темноты на Петровича медленно надвигался милиционер.
Нет, уже не милиционер.
Тяжелой шаркающей походкой приближалась статуя, лишь внешне похожая на Романа. Каменное лицо, еще искаженное гримасой страдания, неестественно вывернутая искалеченная рука… Из середины груди на добрых тридцать сантиметров торчал покрытый уже запекшейся кровью конец трубы, пробившей тело насквозь.
«Как Терминатор…» — одновременно мелькнуло у Веры и Жени в мозгу.
— Ха! — крикнул таксист в лицо убитому им другу. — А это ты видел?
Неловко, потому что мешал зажатый в руке пистолет, он обнажил левую руку до локтя, и всем стала видна марлевая повязка с проступившим кровяным пятном.
— Теперь я тоже везунчик, Ромка! Не одному тебе пруха…
