Гай Гэвриел Кей - Тигана
Шутка возымела желаемый эффект. Катриана в гневе выбежала, а Дэвин, почти столь же смущенный, быстро сменил тему. Алессан умел так действовать на людей. За дающейся ему без усилий учтивостью и искренней дружбой существовала грань, которую они научились не переступать. Если он редко бывал резким, то его шутки — всегда первый показатель самоконтроля — больно жалили. Даже герцог обнаружил, что лучше не требовать от Алессана ответов на некоторые вопросы. В том числе и на этот, как выяснилось: когда они спросили Сандре, он ответил, что знает так же мало, как и они, насчет того, что произойдет весной.
Размышляя над этим, по мере того как осень уступала место зиме, Дэвин ясно понимал, что Алессан — принц страны, которая с каждым днем умирает еще немного. При этих обстоятельствах, решил он, удивительно не существование таких мест, куда им вход заказан, а скорее то, как далеко они могут углубиться, пока не достигнут недоступных внутренних областей.
В ту долгую зиму, в числе прочего, Дэвин научился терпению. Он учил себя удерживаться от вопросов до подходящего момента или совсем их не задавать и пытаться самому найти ответы. Если для полного знания надо ждать весны, то он подождет. А тем временем он со страстью, которую в себе и не подозревал, с головой окунулся в то, чем они занимались.
В его собственное сердце вонзился клинок в ту звездную, осеннюю ночь в лесу Сандрени.
Он представления не имел, чего ожидать, когда через пять дней они отправились на запряженной лошадьми повозке Ровиго и еще с тремя конями в сторону Феррата, увозя кровать и множество вырезанных из дерева изображений Триады. Тачио написал Ровиго, что может продать астибарские культовые изображения с большой прибылью купцам из Западной Ладони. Особенно учитывая то, что, как узнал Дэвин, предметы искусства, изображающие Триаду, пошлинами не облагались: часть политики чародеев, чтобы умиротворить и нейтрализовать священнослужителей.
Дэвин многое узнал о торговле в ту осень и зиму, а также о некоторых других вещах. Со своим заново и трудно обретенным терпением он молча слушал, как перебрасываются идеями Алессан и герцог во время долгой дороги, превращая грубые угли замыслов в ограненные алмазы совершенных планов. И хотя в своих собственных снах по ночам видел, как поднимает армию и освобождает Тигану, потом штурмует легендарные стены гавани Кьяры, он быстро понял — на холодных дорогах в дневное время, — что их подход будет совершенно другим.
Именно поэтому, собственно говоря, они до сих пор находились на востоке, а не на западе, и делали все, что могли, при помощи небольших, сверкающих алмазов — планов Алессана и Сандре, чтобы нарушить спокойствие во владениях Альберико. Однажды Катриана призналась ему, когда, по какой-то причине, сочла его достойным разговора с ней, что Алессан действует гораздо агрессивнее, чем в прошлом году, когда она к ним присоединилась; Дэвин высказал предположение, что это можно отнести за счет влияния Сандре. Катриана отрицательно покачала головой. Она считала, что отчасти это может быть правдой, но есть что-то еще, новая настоятельная необходимость, источника которой она не понимала.
Узнаем весной, пожал плечами Дэвин. Она с гневом взглянула на него, словно ее лично оскорбила его невозмутимость.
Однако именно Катриана предложила самый агрессивный план в начале зимы: она инсценировала самоубийство в Тригии. Да еще и оставила на мосту подборку стихов, написанных тем молодым поэтом о Сандрени. Его звали Адриано, сообщил им Алессан, непривычно подавленный: его имя оказалось в присланном Ровиго списке тех поэтов, которых наугад схватили и казнили на колесах, когда Альберико мстил за эти стихи. Алессана неожиданно очень опечалила эта новость.
В письме Ровиго содержалась и другая информация, кроме обычных подробностей, касающихся торговли. Оно ждало их в таверне на севере Тригии, которая служила почтовым ящиком для многих купцов на северо-востоке. Они направлялись на юг, распространяя всевозможные слухи о беспорядках среди солдат. В последнем отчете Ровиго уже во второй раз высказывал предположение, что налоги снова неизбежно будут повышены, чтобы удовлетворить новые требования наемников увеличить им плату. Сандре, который поразительно предугадывал ход мыслей тирана, с ним согласился.
После ужина, когда они остались одни у очага, Катриана изложила свое предложение. Дэвин едва мог поверить: он видел, какие высокие мосты в Тригии и как стремительно несется под ними река. И к тому времени уже наступила зима, с каждым днем становилось все холоднее.
Алессан, все еще огорченный новостями из Астибара и, очевидно, думающий так же, как и Дэвин, с ходу наложил вето на эту идею. Катриана указала ему на два момента. Первое, что она выросла у моря: она плавала лучше любого из них и лучше, чем они думают.
Второе, это то, что подобное самоубийство и особенно в Тригии, как хорошо известно Алессану, безупречно укладывается в рамки всего, чего они пытались добиться на Восточной Ладони.
— Это правда, — сказал тогда Сандре, — как мне ни жаль это признавать. Алессан неохотно согласился поехать в Тригию и более пристально взглянуть на реку и мосты.
Через четыре дня Дэвин и Баэрд сидели, скорчившись, в вечерней полутьме на берегу реки в городе Тригия, в том месте, которое Дэвину казалось страшно далеким от моста, выбранного Катрианой.
Пока они ждали, Дэвин безуспешно пытался разобраться в своих сложных чувствах к Катриане. Однако он слишком волновался и слишком замерз.
Он знал лишь, что сердце его подпрыгнуло от тройного чувства облегчения, восхищения и зависти, когда она подплыла к берегу, точно в том месте, где они ее ждали. Она даже держала в одной руке парик, чтобы он не застрял где-нибудь и его не нашли. Дэвин затолкал его в сумку, пока Баэрд энергично растирал дрожащее тело Катрианы и закутывал ее в несколько слоев принесенной с собой одежды. Глядя на нее, пытающуюся унять дрожь, почти синюю от холода, стучащую зубами, Дэвин почувствовал, как зависть исчезает. Ее сменила гордость.
Она была родом из Тиганы, и он тоже. Мир пока еще не знает об этом, но они вместе трудятся, пусть и по-разному, чтобы вернуть Тигану.
На следующее утро две повозки медленно прогрохотали через город и направились на северо-запад к Феррату с полным грузом горного кава. Падал легкий снежок. Оставленный ими город бурлил и волновался, потому что неизвестная черноволосая девушка из дистрады покончила с собой. После того случая Дэвину стало очень трудно быть резким или мелочным с Катрианой. По большей части. Она не оставила своей привычки время от времени делать вид, будто он невидимка.
