Мирей Кальмель - Песнь колдуньи
И даже отец в этом убедился, увидев, как он атакует чучело. Конечно, зрелище это его не порадовало, но все-таки… Матье хотелось бы, чтобы Альгонда разделяла его воодушевление. Он понимал ее все меньше и меньше. За эти несколько недель она изменилась. Хотя, может, это он изменился? Ответа на этот вопрос не находилось, тем более что новое ремесло так занимало его ум, что искать его и не хотелось. Столько всего случилось за короткое время… Разом закончилось детство. Наверно, это и есть ответ. Ведь они с Альгондой всегда хорошо понимали друг друга, они крепко друг друга любят и будут счастливой супружеской парой. И только это важно. Со временем она привыкнет к тому, что ее суженый — воин. Тем более что теперь он стал намного счастливее, чем раньше.
Сегодня утром сир Дюма приходил сказать, что, учитывая его способности, на момент отъезда семейства барона в Бати он уже сможет занять место в его отряде. Барон, который тоже приходил на него посмотреть, похвалил его, сказал, что рад видеть его окрепшим и возмужавшим и добавил, что какой-нибудь слабак и не смог бы удовлетворить такую темпераментную девушку, как Альгонда.
На мгновение чело Матье омрачилось мыслью: откуда бы Жаку де Сассенажу знать, какой темперамент у его суженой? Но он так был уверен в Альгонде, что моментально отбросил это подозрение. Разве не сказала она, что барон всего лишь смотрел на нее? Девушка с такой чистой душой, да еще влюбленная в него, Матье, она просто не замечала, что пришлась по вкусу барону. Наверняка это и решило дело: его милость не захотел принуждать ее, поэтому нашел кого-то посговорчивей. И слава Богу, потому что он не смог бы смириться, узнай, что кто-то другой прикасался к ней, будь то даже сам король Франции! И горе тому, кто посмотрит на нее с вожделением! Он никогда не станет ни с кем ее делить. Никогда. Вот этот кинжал, с которым он так ловко научился управляться, научит уму-разуму самого надоедливого приставалу! И он засмеялся, счастливый осознанием собственной силы, один среди соломенных чучел, пропитавшихся влагой после дождей. Несколько крыс решили в них обосноваться, и когда он видел зверька, бегущего через ристалище, бросался за ним в погоню, как за врагом. Часто крысе удавалось спастись, но когда Матье насаживал бедного зверька на острие пики, он горделиво выпячивал грудь, словно петух над кучей навоза. Его новое ремесло было похоже на игру, на те игры, в которые они в детстве играли с Ангерраном, так что он радовался своей удаче и верил, что никогда не вернется к печи.
Потный от усилий, раздвинув чуть согнутые в коленях ноги, он запрокинул голову и глубоко вдохнул. Хотя он очень устал, упражняясь с самого утра, но отказался вернуться в замок с остальными охранниками, которые ушли два часа назад. Матье хотелось узнать, надолго ли ему хватит сил, хотелось стать выносливее, а может быть, стать лучшим из них…
Матье разжал пальцы, и клинок упал на траву.
Он раскидывал руки шире и шире, пока не почувствовал, как напряглись мышцы спины. Солнце стояло высоко, поэтому ему пришлось прищуриться. Он не хотел закрывать глаза, глядя на солнце, но через мгновение со смехом зажмурился. Как же хорошо! На сегодня хватит упражнений. Несколько минут он будет разминать натруженные мышцы, как его учили, потом умоется в реке, там, где они с Альгондой в первый раз занимались любовью. На их месте. Ему нравилась ее кожа, нравилось ее дыхание, нежность этого гнездышка меж ее раздвинутых в нетерпении бедер. Он любил приходить на это место и, устроившись среди камней, вспоминать обо всем этом до тех пор, пока сам не достигал пика наслаждения. Он беззаботно рассмеялся, почувствовав, что при одном лишь воспоминании об этом у него встал член.
Это так здорово! Да! Здорово ощущать, что жизнь переполняет тебя!
Филиппина не захотела присесть на грязный берег. Она взобралась на большой камень, омываемый рекой, на достаточном расстоянии от воронки, чтобы не было большого риска при падении.
— Иди сюда!
Альгонда повиновалась. По примеру госпожи она сняла башмаки, чтобы ледяная вода омыла оцарапанные ноги.
— Смотри, как тут здорово! — сказала Филиппина, постукивая пальчиками по камню.
— Я перед вами виновата. Простите! Не нужно было вести вас этой дорогой.
— Ты знаешь другую, правда ведь?
— Чуть дальше есть безопасная тропинка, — призналась, виновато пожав плечами, Альгонда.
Филиппина ласково приобняла ее и притянула к себе.
— Думаю, на твоем месте я бы тоже отомстила. Поэтому я и люблю тебя, моя Альгонда, что мы похожи больше, чем ты думаешь.
Филиппина прижалась щекой к щеке Альгонды, потом соприкоснулись и их пальцы.
— Я тоже вас люблю, мадемуазель Елена.
Признание, произнесенное очень тихо, почти неслышное в шуме потока. Очевидность. Взгляды девушек задержались на кружащейся воде. Несколько секунд полного взаимопонимания. Филиппина первой нарушила молчание:
— Так же, как Матье?
— Так же, как Ангеррана?
Юная дочь барона снова рассмеялась.
— Пусть катится к черту…
Она сильнее сжала пальцы Альгонды.
— Мне кажется, что женщины мне ближе, чем мужчины. Наверное, причина этого — годы, проведенные в монастыре. Я не понимаю мужчин. Они привлекают меня, я ощущаю приятное волнение, но достаточно мне подумать об этой мягкой штучке у них внизу живота, чтобы содрогнуться от отвращения.
— Она не всегда бывает мягкой…
— Правда?
— Ну, у Матье точно.
Обе прыснули. Филиппина слегка ослабила объятия чтобы чуть насмешливо посмотреть в глаза Альгонде.
— Это правда так приятно, как говорит Сидония?
— Лучше ничего быть не может, — не колеблясь ответила Альгонда, чувствуя, что ее щеки заливает румянец.
Филиппина скорчила недовольную рожицу.
— Значит, придется привыкнуть. Хотя после того, что я увидела у Филибера де Монтуазона, когда ухаживала за ним в монастырской лечебнице, признаюсь, в сказанное тобой мне верится с трудом.
— Это радость, а не обязанность, если следуешь зову сердца.
Глаза Филиппины блеснули, голос внезапно охрип.
— В том-то и дело. Мое сердце…
Альгонда закрыла глаза. Нападение ястреба на Филиппину лишило ее решимости, ослабило ее волю. Пусть случится то, что должно случиться. Сегодня. Завтра. Она не хочет больше позволять ненависти завладеть собой, не хочет подавлять свои чувства так, что они начинают душить ее. Единственным человеком, которого она все еще была намерена спасти от себя самой, был Матье.
Она ожидала нежного прикосновения губ, но услышала вскрик удивления. Альгонда инстинктивно проследила за взглядом Филиппины, обращенным на скалу. Глаза у юной баронессы были расширены от испуга.
