Елизавета Дворецкая - Весна незнаемая, кн. 1: Зимний зверь
– Расскажи, – попросила она Огнеяра.
– Жил да был в городе Славене, что в земле речевинов, князь Велемог, и был у него сын единственный, по имени Светловой, – начал рассказывать Огнеяр, прохаживаясь по горнице взад-вперед. Его мягкие, сильные движения завораживали ее, и мерещилось, что от него по горнице волнами расходится мягкое тепло, как от живого огня. Веселка улыбнулась было такому началу, напомнившему ей любимые кощуны деда Знамо Дело, но тут же устыдилась: это и впрямь была кощуна, возможно, одна из последних, что сложены на белом свете. – И был Светловой так собой хорош и пригож, так сердцем добр и душою приветлив, что ни одна девица мимо него пройти не могла спокойно. И раз увидела Светловоя сама богиня Леля, а как увидела, так и полюбила. Явилась она ему девицей, пообещала любить, и Светловой так ее полюбил, что без нее света белого невзвидел. Как прошла весна, ушла от него Леля, а он целый год не ел, не спал, только и думал, как бы ее вернуть и у себя навек оставить. И дали ему совет…
Огнеяр ненадолго остановился посреди горницы, подумал и продолжил, уже не стараясь держаться кощунного склада речи:
– Я так думаю, Вела-матушка поусердствовала, на ум его наставила, чтоб ей место пусто было. И научила она его раздобыть Чашу Судеб, ту самую, что в Макошином святилище на реке Пряже хранилась и к которой весь род людской ходил свою судьбу узнавать. Как уж он ее раздобыл – не знаю, у меня тогда другие заботы были. Короче, раздобыл он Чашу Судеб, принес ее в священную рощу у Славена. И в Медвежий велик день, как пришла весна и Леля к нему явилась, грохнул он, сердешный, чашу о камень, так что одни осколки полетели.
Огнеяр досадливо хмыкнул, и Веселка без труда догадалась, что очень долгое время он, думая о тех событиях, называл княжича Светловоя всякими разными словами, но никак не «сердешным».
– Ну, вот! – Огнеяр махнул рукой в знак того, что добавить нечего. – Леля с ним навек осталась, у него теперь в роще вечная весна, а ни в другие земли, ни назад к богам Леле теперь дороги нет. А осколки я подобрал. Может, думал, пригодится. Да, видно, зря! Что с них теперь?
Веселка с сожалением посмотрела на тусклые глиняные черепки в ларце, лежащие мертвой бесполезной грудой. Толку от них и правда было немного. Но и от тех, что золотились у нее на коленях, толку не многим больше. Особенно здесь, в Яви. Свою силу Чаша Годового Круга обретет в Прави. Но сначала ее нужно собрать до конца.
Совершенно не в ту сторону отправился Громобой за пропавшей весной: идти надо было не на юг, к дебричам, а на запад, к речевинам. Теперь она знала имя того, кто похитил богиню весны на самом деле. Но что это изменило? Любопытно, да и все. И его имя, и черепки обеих чаш, погибших по вине княжича Светловоя, казались равно бесполезны.
– Собирай свое приданое! – Огнеяр кивнул на осколки у нее на коленях. – Пойдем!
– Куда? – хором спросили Веселка и Милава.
– В святилище. К Веле. Что-то же она хотела, когда Перунова сына ко мне посылала!
– Но как же ты ее услышишь?
– Теперь услышу! – убежденно ответил Огнеяр. – С ней вместе услышу. Уж если она тебя оживила, то Велу и подавно.
Он подошел к княгине и ласково погладил березовые листочки у нее на волосах. За время этой беседы они немного поблекли и опустились, словно на них повеяло первым холодом подступающей осени. У княгини был грустный вид.
– Когда вернусь – не знаю, – тихо добавил он. – Может, далеко идти придется. Но хоть бы не попусту…
– Что же ты хочешь делать?
– Вот хочу у Велы спросить, что теперь делать. Не в жертву же ее приносить, как мои старички возмечтали!
У крыльца Веселку ждала белая лошадь с золоченым седлом и уздой. «Зачем?» – хотела спросить она, но князь Огнеяр двинул бровью, и она послушно позволила двум кметям подсадить ее в седло. Рядом с Огнеяром она испытывала одновременно растерянность и воодушевление, как ни странно такое сочетание: его присутствие лишало ее воли и ясности рассудка, но зато внушало уверенность, что он сам отлично знает, что ей делать, и ей нужно полностью ему довериться.
Народа во дворе и на улице за воротами даже прибавилось, и князя с Веселкой встретили бурными криками. Лихорадочное оживление толпы казалось не столько радостным, сколько тревожным и даже жутким. «Как свадьба!» – мелькнуло у Веселки в голове, и тут же она вспомнила последние слова князя Огнеяра в горнице: «Не в жертву же ее приносить, как мои старички возмечтали!» Уж не думают ли чуроборцы, что Огнеяр везет ее приносить в жертву? Тогда понятно, почему ее от самых ворот провожают такими странными взглядами! То, чего она поначалу боялась среди личивинов, ожидало ее здесь, в Чуроборе, который так похож на ее родной Прямичев!
Но страха не было. С высоты седла глядя в изумленные, тревожно-радостные лица чуроборцев, она нередко ловила и сочувствующие, сожалеющие взгляды. И этим лицам Веселка улыбалась, приветливо кивала, словно хотела утешить. Не жалейте меня, добрые люди. Жертва уже принесена, принесена давным-давно. Я и сама не заметила, как это случилось. Капля за каплей дух мой поднимался к божеству, и я не уловила грани, за которой от человека уже оставалось слишком мало. Это мое благословение или мое проклятие, но это – моя судьба, и тут ничего нельзя изменить.
Ехать оказалось не далеко – святилище стояло в самом Чуроборе, на одном из пригорков. Во дворе уже пылал огромный костер, несколько Велесовых волхвов в косматых накидках и с ожерельями из медвежьих клыков стояли перед воротами. Но князь Огнеяр, сам ссадив Веселку на землю, тут же взял ее за руку и повел в хоромину, свободной рукой отмахиваясь от волхвов. И они отстали: как видно, здесь привыкли, что сын Велеса лучше знает, как угодить Подземному Пастуху.
Темнота внутри храма ужаснула Веселку, и она невольно встала, даже уперлась ногами в землю: что-то внутри нее сопротивлялось, не пускало перешагнуть этот порог.
– Пойдем! – властно сказал Огнеяр и с силой потянул ее за собой к порогу: он понимал ее испуг, но знал, что его необходимо преодолеть.
– Нет, нет!
На глазах Веселки внезапно выступили слезы ужаса, все внутри похолодело, и она бессознательно потянула свою руку назад. Тот ужас, который она пережила в хлеву прямичевского святилища, перед Велой, у которой вместо лица была чернота, охватил ее с той же силой – она снова ощущала себя на краю губительной пропасти, прямо в которую ее принуждали шагнуть.
Огнеяр вдруг поднял свободную руку и двумя быстрыми чертами нарисовал на ее лбу невидимую резу, имя которой – Нужда. И Веселка успокоилась. Ее воля замерла, страх погас – она лишилась свободной воли и готова была идти в Нижний мир, знак власти которого теперь был на ней. Все чувства в ней умерли, теперь она без трепета, с покорностью смотрела на дорогу своей судьбы. Огнеяр перевел ее через порог, и двери храма закрылись за ними.
