Василий Горъ - Пророчество. Часть четвертая
…Берег, на котором обедал скотина Коренев, был относительно недалеко: секунд сорок на его 'Бомбардье'. Представив себя, сидящего за рулем аквабайка, Кормухин вдруг ощутил ирреальность происходящего: в воде должен был находиться не он! Его место - за рулем быстрого, надежного катерка, способного двигаться по воде со скоростью в восемьдесят километров в час!!! Но плывущего по реке чуть быстрее уставших до смерти от бесконечного заплыва прапорщиков и офицеров.
- Эй, утята! Сдохли, что ли? Это вам не детский сад! Спецслужба, ептить! Шевелим ручками и ножками - скоро финиш! Проскурин! Ты что, тонешь? Береги автомат, солдат! Выше голову! Водичка в горлышко попала? Так выпей! Аш-два-о, в курсе? Ну, не без дерьма, конечно, но для настоящего бойца это такие мелочи… Шевелимся, шевелимся… Капитан Светлов! Вытащите этого засранца из воды… Откачайте и бросьте обратно… Это заплыв на выживание, мать вашу!!! Резче работаем руками, девочки! Р-раз- два! Р-раз-два!!! - воспоминание о его детище - методике психологической подготовки офицеров спецподразделения - нахлынувшее откуда-то из глубин памяти, заставили его скрипнуть зубами: сука Коренев явно заставил его плыть не просто так!
- Зато они становились выносливыми и готовыми на все… - пробормотал себе под нос генерал. - И это - полностью моя заслуга…
…Боль в искусанных ногах перестала чувствоваться где-то на половине пути до берега. Обрадованный этим Кормухин даже не сразу сообразил, что это значит. А когда вспомнил рассказ Олега о повадках рыб, живущих в озере, взвыл от страха дурным голосом и, еле удерживая равновесие на шатком плотике, аккуратно повернул голову назад. Лучше бы он этого не делал: ноги, безвольно лежащие в воде, невозможно было рассмотреть из-за кишмя кишащих в розовой от крови воде мальков! Безумно заколотив ногами, генерал попытался оторваться от собравшейся около плотика стаи и снова провалился в другую реальность:
- Лемешев! Что нюни распустил? Ножки стер? А научиться портяночки мотать времени не было, да? Ну, ничего - к следующему марш-броску стимул освоить эту науку у тебя появится… Шевели конечностями, тормоз! Вон смотри, как бежит Бермут! Легко и непринужденно! Кузьма! Кинь парню РПГ - не хорошо отрываться от коллектива… Не вижу улыбок на лицах! Еще двадцать километров, и овраги закончатся. А там недалеко и до лагеря… Скажите спасибо, что сегодня - хорошая погода… ну, хором 'Спасибо'! Молодцы… Как говорил Суворов, 'тяжело в учении - легко в очаге поражения'! Радуйтесь, что поблизости - ни одного гриба ядерного взрыва, а то сбегали бы посмотреть, как он сморится изнутри… Кузьма, добавь газку - догоняют…
Мегафон, зажатый в руке, вдруг показался неподъемно тяжелым, и Кормухин, попытавшись взять его другой рукой, вдруг почувствовал влагу на лице. Увы, вместо кузова армейского 'Урала', движущегося по бездорожью перед ротой обессиленных марш-броском офицеров и прапорщиков, он снова оказался в проклятом озере на чертовом плоту и безумно далеко от берега, на котором ждал самый сильный соблазн его жизни!
- Старый дурак, чтоб тебя перекосоебило… - дернулся генерал, и вдруг услышал тихий звук расползающейся ткани… - Бля, п…ц! - зарычал он, поняв, что звук раздается откуда-то из-под его живота, за время безумного марша по этому миру ставшего не таким объемным. - Суки, и до живота добрались…
Ерзать, чтобы проверить, как себя чувствует его достоинство, под которое он еще на берегу подложил сложенные в несколько слоев обрывки брюк, Кормухин не стал. Страх оказаться в воде целиком оказался сильнее. Просто быстрее заработал руками и ногами. Правда, скорости передвижения это не добавило. По крайней мере, берег продолжал приближаться так же медленно…
Чуть позже ветерок, дувший почти что в спину, слегка поменял направление, и генерала начало ощутимо сносить в сторону… Найдя в себе силы обложить Коренева очередной порцией отборного мата, Кормухин принялся подгребать правее, и заметил, что и под его руками вода кишит теми же ненасытными рыбешками, что заживо рвали его ноги. Гребки стали еще резче, но ненадолго - продырявленная в десятках мест ткань куртки начала разъезжаться при каждом рывке…
- Надо было срезать еще пару деревьев… - обессилено выругался он. - И вязать по-другому. Четыре ствола вдоль и только два - поперек… И лежать на них, а не между… Придурок старый… Что замер? Греби уже давай… Сука Олег! Мог бы автомед-то оставить… Давай, давай… Немного осталось… - снова сползая в пучину забытья, севшим голосом пробормотал он…- Тащи меня, Леха, тащи…
…Рана в ноге болела нестерпимо… Всем весом повиснув на плече ротного, лейтенант Кормухин еле сдерживался, чтобы не заорать. Жаркое афганское солнце, стоящее практически над самой головой, палило так, что, казалось, еще немного, и он превратится в обугленный кусок мяса. Едкий пот, стекающий по лицу, резал глаза, а из пересохшего от отсутствия воды рта вместо дыхания слышался хрип. Ротный двигался, как сомнамбула - раненый в плечо левой руки и куда-то в бок, он с упорством бульдозера пер к выходу из этого чертового ущелья, в котором они напоролись на засаду. Залитый чужой кровью Кормухин, выкопанный Лехой из-под горы трупов проклинал свое дурацкое счастье, кинувшее его в адское горнило необъявленной войны, душманов, оказавшихся в нужное время и в нужном месте, и эту чертову мину, от близкого взрыва которой он потерял сознание. Чувствуя, как с каждым шагом слабеет ротный, он пытался уговорить себя отцепиться от спасительного плеча и идти самостоятельно, но подленькая мыслишка 'ну, вот еще пару шагов, и отпущу' каждый раз оказывалась сильнее.
- Велик! Коли промедол… - упав сначала на колени, а потом ничком, еле слышно прошептал балансирующий на грани потери сознания Алексей. - У меня остался один шприц-тюбик… Давай… Ну же… Ты куда? Кормушка! Вернись!
- Душманы… Рядом… Посмотрю… - отползая от умирающего командира, прошептал лейтенант. - Сейчас, минуточку…
- Оставь мне шприц… Ну же…
- Сейчас-сейчас… Там кто-то двигается… - зажав драгоценное обезболивающее в потной ладони, бормотал Кормухин, отползая за нависающую над тропой скалу. - Еще немного потерпи…
…Негромкие голоса движущихся по ущелью солдат вырвали его из тупого оцепенения. Еле-еле разлепив слезящиеся глаза, Кормухин попытался встать на ноги и тут же рухнул лицом вниз. Прямо на тело давно переставшего дышать капитана. Хруст сминаемых солдатскими сапогами камней, раздавшийся рядом, и, особенно русская речь, смысла которой он почему-то не понимал, заставили его глупо улыбаться и сжимать в руке пустой шприц-тюбик:
- Мы дошли, Леха, слышишь, мы добрались…
