Елизавета Дворецкая - Дракон восточного моря, кн. 3. Каменный Трон
Бьярни вовсе не находил себя забавным – кажется, он песен не поет, на пирах не пляшет, «лживые саги» не рассказывает и стихов не слагает. Однако Торвард ясно видел, как причудливо обходится судьба с сыном Дельбхаэм, и это казалось ему весьма забавным.
– Забирай свою девку так, без драки, – продолжал он. – Я тебе ее просто продам. За марку серебра. Девка молодая, собой ничего, с мужиками не валялась, если не врет, и я ее не трогал, для тебя, дурака, берег. Да и не нравится она мне. – Он ухмыльнулся. – Марку за нее заплатить можно, я сильно не заламываю. Она ведь не дочь рига, как твоя мать, чтобы запрашивать за нее целых три!
И до Бьярни стало доходить, что положение и впрямь складывается забавное. Причем создал его своими руками именно Торвард конунг. И Бьярни почувствовал чуть ли не любовь к этому человеку, который приготовил для него такую полную, роскошную, упоительную месть за все прошлые унижения. Ингебьёрг отвергла его сватовство, потому что он – сын рабыни. Теперь она сама – такая же рабыня, и именно он, Бьярни, покупает ее, но по цене в три раза ниже, чем была заплачена когда-то за его мать – ту самую, из-за которой знатная дева его презирала. А Ингебьёрг не дочь короля и трех марок не стоит!
И он робко улыбнулся. Не осознавая этого, он смотрел на Торварда сияющими глазами, и этот человек, который так странно себя вел и выражался так не по-королевски, уже казался ему чуть ли не лучшим на свете. Представ перед ним впервые как злой и жестокий враг, конунг фьяллей в итоге действительно сделал ему столько добра, сколько не сделал ни один друг или родственник!
Глянув в толпу женщин, Бьярни заметил там Ингебьёрг – но остановил взгляд на лице Раннвейг.
– А как же вторая девушка? – с замиранием сердца спросил он. Если Раннвейг Торвард откажется ему продать, то снова станет для него самым ненавистным человеком на свете! – Раннвейг? Та, что приехала с ней?
– Раннвейг? – Торвард тоже нашел ее в толпе, словно не был уверен, о ком идет речь. – А что Раннвейг? Я ее в плен не брал. Она сама пожелала последовать за мной, то есть за своей сестрой, конечно. Она, я так понял, была побочной хозяйской дочерью, от рабыни, вроде тебя… А хозяина мы убили – ну, так получилось. Сидел бы смирно, не огреб бы секирой по голове. Короче, со смертью хозяина его побочные дети от рабынь получают свободу. Такой закон есть даже у нас, грубых и неучтивых фьяллей. У вас тоже есть? – Бьярни кивнул. – А не было бы, так я бы сам дал ей свободу, потому что она вела себя как свободная женщина! Она заслужила быть свободной. И если она теперь пожелает пойти с тобой, заодно с Ингебьёрг или как там, то мне и в голову не придет ее удерживать. А захочет остаться – тоже не выгоню. Хорошей женщине в доме всегда место найдется!
И Торвард дружески подмигнул Раннвейг, отчего та смутилась и опустила глаза. Но против воли на губы ее просилась улыбка.
– Правда, у нас есть еще один закон, – продолжал Торвард, и Бьярни, с трудом оторвав глаза от Раннвейг, снова посмотрел на него. – Если свободный человек желает жениться на чужой рабыне, то он просто приходит к ее хозяину и при свидетелях говорит: так, мол, и так, хочу жениться на твоей рабыне, продай мне ее – и дает двенадцать эйриров. Любая рабыня, хороша она или плоха, в таком случае стоит полторы марки. И хозяин не имеет права ни повышать цену, ни отказываться от сделки. Хватай, дескать, двенадцать эйриров в зубы и не мешай чужому счастью. И отдать ее обязан прямо сейчас. А то ведь бывают такие уроды: как узнают, что на женщину в их доме кто-то глаз положил, то в постель потащат, даже если раньше на нее и не глядели. Из одной вредности. Но уж тогда и жених обязан в течение месяца свадьбу справить, иначе рабыня просто становится свободной. Ну, к чему я тебе все это рассказываю? Если ты покупаешь Ингебьёрг просто так, то с тебя марка. А если в жены, то двенадцать эйриров. Решай.
– С меня марка, – без раздумий ответил Бьярни. – Я покупаю ее просто так. Мне не жалко лишних полмарки, потому что я все равно возьму с ее родни в десять раз дороже. Но я не собираюсь брать на себя обязательства насчет этой женитьбы.
Смотрел он при этом на Раннвейг. Она тоже смотрела на него: на лице ее отражалось некоторое смущение, поскольку она вовсе не привыкла, чтобы ее благородную сестру унижали, торговали ее свободой и честью у всех на глазах. Но она тоже понимала, что Бьярни имеет право на эту месть: месть за свои прежние унижения, что он претерпел от этой девушки, которую теперь покупает «просто так»! А взгляд Бьярни, обращенный на саму Раннвейг, был так значителен и выражал такое ясное чувство, что сердце замирало от восторга и неверия в собственное счастье.
Торвард наблюдал за всем, слегка усмехаясь. Проклятье все еще сказывалось: он собирался вызвать в Бьярни вражду, а вышло опять все наоборот – вроде как доброе дело ему сделал!
– А как же ты? – Бьярни вспомнил, с чего все начиналось. – Если тебе нужно со мной подраться, чтобы…
– А! – Торвард махнул рукой. – Чтобы из нашей драки для меня вышел толк, мне надо, чтобы ты не мечом на меня махал, а чтобы ты меня ненавидел. Помахаться я и со своими могу. – Он кивнул на своих телохранителей, которые, сидя вчетвером плечом к плечу, производили весьма внушительное и грозное впечатление. – А ненавидеть меня у тебя уже не получится, ты ведь человек приличный, по тебе это сразу видно, и не будешь ненавидеть того, кто тебе что-то хорошее сделал. Да и не хочу я, чтобы ты меня ненавидел, – подумав, добавил он. – Как-то я уже к тебе привык… да и вообще… Мне как-то в последнее время полегчало. Уже нет такого желания на людей бросаться, как было полгода назад. Я думаю, это из-за Элит.
– Элит? – Это имя было словно солнечный луч, и Бьярни улыбнулся.
– Она ведь богиня. Богиня острова Эльтенн… – Торвард слегка прищурился, и видно было, что ему большое удовольствие доставляют воспоминания о новом прекрасном острове и о той, чье пленительное тело и ясное лицо он видел в очертаниях его равнин и холмов, в блеске его ручьев и яркой пестроте цветов. – Я через нее с Богиней примирился – мы с ней жару давали лихо, даже Богине должно было понравиться! – Торвард усмехнулся, а Бьярни отвел глаза. – И мне теперь легче. Уже второй месяц легче. Не думаю, что это совсем все, но уже можно жить и почти не мешать при этом жить другим.
– Я желаю, чтобы ты как можно скорее справился со всем этим, – негромко и искренне произнес Бьярни. – И принес при этом как можно меньше вреда людям. Не ради них даже об этом говорю, а ради тебя самого. Чем меньше ты принесешь зла, тем легче Богине будет окончательно с тобой примириться.
– Ладно мне советы давать! – Торвард небрежно отмахнулся. – Пока в этой шкуре не побываешь, не поймешь, как тут можно жить и как нельзя.
