Ольга Куно - Тайна Темного Оплота
— Да нет, я как раз не тороплюсь, — отозвалась я, кажется, окончательно выбив собеседника из равновесия. — Меня интересует другое. Стало быть, формально мы все еще женаты. И, следовательно, если сейчас ты воспользуешься ситуацией и совершишь надо мной насилие, по закону это не будет считаться преступлением. Поскольку формально ты в своем праве.
Я с интересом наблюдала за тем, как бледное лицо Александра (у светлых вообще, как правило, бледная кожа) покрывается красными пятнами. Голос его, однако, прозвучал достаточно спокойно, я бы даже сказала — холодно.
— С чего ты взяла, что я собираюсь делать нечто подобное?
— А разве нет? — удивилась я.
— Нет, — огрызнулся он.
— А почему же тогда ты запер дверь? — спросила я в изумлении.
Александр недоумевающе уставился на меня и уже открыл было рот, дабы сообщить, что дверь он даже не думал запирать. И застыл, наблюдая за тем, как я вытягиваю руку и задвигаю щеколду. Тяжелый, пристальный взгляд серо-голубых глаз встретился с моим.
— Я ведь предупреждал, что будет, если ты станешь в третий раз намекать на изнасилование в моем присутствии, — заявил он, делая шаг в мою сторону.
Да что ты говоришь?!
— Возможно, тебе это неизвестно, но у меня отличная память, — сообщила я, не отводя глаз.
Остальные шаги в мою сторону были проделаны как-то на удивление быстро. Вот только на изнасилование последовавшее походило меньше всего.
Его руки, мягко прикоснувшиеся к моим щекам, показались ледяными. Или это так пылало мое лицо? Продолжая держать его в ладонях, Сэнд наклонился, и я, закрыв глаза, встретила губами его губы. Мягкий, осторожный поцелуй и такие же осторожные прикосновения. Его руки действительно холоднее моей кожи, и я вздрагиваю от каждого движения. Или не в холоде дело?
Постепенно прикосновения становятся все более и более смелыми. Они по-прежнему осторожны, словно я хрупка, как тростинка, и меня опасаются сломать, но в них все сильнее ощущается страсть. Мои руки, почти сразу обвившие шею Сэнда, тоже становятся смелее. Сначала порывистыми, жадными движениями гладят его по волосам, потом скользят по спине, вновь поднимаются к шее, пытаются пробраться под ворот рубашки.
Это словно служит указанием к действию. Сэнд стягивает с себя рубашку с такой скоростью, будто ненавидел ее всю свою жизнь, но лишь сейчас, наконец-то, получил возможность от нее отделаться. Я жадно тянусь руками, а затем и губами к его обнажившемуся торсу. Шумно вдохнув, он подхватывает меня на руки и опускает на кровать, а сам нависает сверху. Его руки упираются в кровать с обеих сторон от меня. Мои ноги оказываются между его коленей. Вот он — тот момент, когда бежать уже явно некуда. Но как, черт побери, можно стремиться к побегу, когда прямо над тобой — такие плечи, и этот плоский живот, и я уже молчу про по-сэндовски голубые глаза, в данный момент — без малейшего оттенка серого. В кои-то веки я не хочу никуда бежать и чувствую, что нахожусь в правильное время в правильном месте. Да и вижу по глазам, что не отпустят меня никуда. Теперь — не отпустят.
И я запрокидываю голову и приоткрываю рот, чтобы снова встретить его поцелуй. И некоторое время веду себя пассивно, предоставляя Сэнду возможность избавить меня от одежды. Вздрагивая всем телом — нет, теперь уже точно не от холода, а от сводящих с ума ощущений, когда его пальцы прикасаются ко мне в совершенно недопустимых, с ханжеской точки зрения, точках. От этих прикосновений нервные окончания полыхают огнем, и кровь стучит в висках.
Я приподнимаюсь на локтях и целую его шею. Или не целую, а просто прихватываю ее губами. Сэнд с шумом выдыхает, как и в других случаях, когда я проявляю инициативу. И впервые обнимает меня, не соразмеряя силу, так что на короткий момент мне становится трудно дышать. Но я не пытаюсь отстраниться, а вместо этого действую как девушка мстительная: обхватываю его как можно крепче, стараясь ответить тем же. Прижимаюсь губами к его плечу, потом — щеке, потом — губам.
Я даже не успела заметить, в какой момент он избавился от брюк. Момент, когда осталась обнаженной сама, осознала, но после этого чувство близости Сэнда и его совсем уже смелые (поздновато теперь для робости!) прикосновения окончательно затуманили сознание. Этот туман порвался в клочья в тот момент, когда Сэнд неожиданно — да, отчего-то в ту секунду это оказалось неожиданным — проник в мое тело. Настало время мне сделать шумный вдох и задержать дыхание. Сильнее раздвинуть ноги, пропуская его в себя, вцепиться руками в плечи и, откинув голову назад, прикрыть глаза. Тем самым давая понять: я полностью отдаюсь в твою власть. Я — твоя. Сказать это на языке тела, которому неведома ложь, который не знает двусмысленности и которому нет нужды обучаться. Тело само знает, что, когда и кому говорить.
Впрочем, пассивность не длится долго. Изогнувшись, я обвиваю руками его шею, притягиваю к себе. Это не соло, а дуэт. Игра в четыре руки. И мы вместе, дыша в унисон, движемся к кульминации.
Потом мы долгое время лежали в молчании, я — уткнувшись носом в грудь Сэнда, он — обхватив мою спину, словно не намеренный отпускать. Похоже, именно так оно и было, поскольку, когда тело затекло и я заерзала, дабы сменить положение, услышала его голос:
— Не уходи.
— Даже и не подумаю, — заявила я с интонацией, полной самоуверенности, каковой я на самом деле не испытывала. — Я пока еще твоя жена, так что имею полное право спать со своим мужем. И ничего ты тут поделать не сможешь.
Губы Сэнда коснулись моего лба, потом щеки, а затем он прижал меня к своей груди.
— Надеюсь, ты понимаешь, что никакого развода я тебе теперь не дам? — поинтересовался он, немного ослабив объятия.
Я этого не понимала. Точнее сказать, у меня, конечно, мелькала такая сумасшедшая мысль, но я совершенно не воспринимала ее как нечто само собой разумеющееся.
— Но ты же уже подал на развод, — напомнила я. — Не побежишь же ты теперь в храм с требованием остановить процедуру.
— Не подавал я ни на какой развод, — с прикрывающей смущение усмешкой сообщил Сэнд.
Я аж приоткрыла рот от удивления. Так вот почему принц так странно отреагировал на мое упоминание о разводе!
— А как же документ, который я тебе передала? — решила уточнить я.
Сэнд ведь говорил, что дал бумаге ход.
— Возможно, если очень постараешься, ты еще найдешь его у меня во дворце в корзине для бумаг, — хмыкнул он. — Разорванным на шестнадцать частей.
— На шестнадцать?! — впечатлилась я.
— У меня было в тот момент плохое настроение.
Я тихонько рассмеялась, попутно прикоснувшись губами к его разгоряченной коже.
