Марина Суржевская - Я тебя рисую
Почему она сделала это?
Арманцы никогда не брали созидающих в плен, у нашего народа есть непреложное правило: любой человек с даром эликсира должен быть убит. Это не жестокость, это необходимость, мы слишком хорошо знаем, на что способен этот дар. Именно поэтому я собирался убить и Энгера Арвалийского, и его детей— наследников столь страшной магии созидания, способной изменить реальность.
Я родился, когда Стена стояла уже почти три века, мое появление на свет сгубило мать, зато осчастливило отца. Правда, и он дожил лишь до моей пятой годовщины, и погиб от Цветка Тлена, не вовремя оказавшись в ущелье во время цветения. Сколько себя помню, рядом был лишь Варлений, и нематериальному духу я доверял больше, чем живым наставникам. Да меня и не учили доверию — лишь умению выживать, убивать и править. Обычное воспитание для юных чистокровных арманцев — воспитание жестокости, нам с детства прививают понятие «свой» и «чужой», а ненависть к тем, кто живет за Стеной, мы впитываем с молоком матери.
Я всегда хотел отомстить. Отомстить и разрушить Стену. Я мечтал о жизни без нее, без страха, без ненависти, я хотел свободы для своей расы. Вся моя жизнь была подчинена этой цели, ради нее я готов был умереть.
И никогда не думал, чего хочу лично я, для себя, пока не встретил Еву. С ней мне захотелось чего-то другого. Смутного, непонятного, но такого нужного. Чего? Не знаю…
Я опустил голову, рассматривая лапы, покрытые черной чешуей. Снежинки падали на нос, чуть щекоча кожу, и я недовольно фыркнул, сдул их горячим воздухом, так, что успевший нападать на морду снег растаял и стек каплями воды. Мысли о дикарке причиняли мне боль. Острую, почти непереносимую боль и желание убить.
Зачем она нарисовала на моей спине дракона?
Зачем?
Как расценивать этот поступок? Как высший дар, или изощренное наказание? Положил голову на лапы, прикрыл глаза. Снежинки снова закружились, наваливаясь на морду белой пеленой. Если лежать так достаточно долго, то даже огромное тело дракона однажды станет обычным сугробом.
Она говорит — месть.
Ее стоны, ее губы, что отвечали мне, ее глаза, в которых я видел отражение своего огня. Во сне она сворачивается клубочком и сопит, а когда злится, закусывает губу… Она пьет воду маленькими глоточками, часто мерзнет, и не плачет даже от боли. Она рисует новую реальность, она дочь врага, но я готов был положить к ее ногам весь мир. Я хотел этого — положить к ее ногам мир…
Если бы мог — рассмеялся. Обычная месть? Поняла, что значит для арманца истинная пара, и воспользовалась. Показала кусочек возможного счастья, поманила надеждой, а потом — «я просто хотела отомстить»?
Вспомнил, как рисовал ей на песке драконов, и пламя вырвалось из пасти, образовав на снегу прогалину. Глупец. Говорят, драконы умирают без своей пары. На это она рассчитывала? Сама сказала, что смерть от казни для меня слишком просто.
Поднялся, отряхнулся и расправил крылья.
Нет, дикарка, я не умру. Даже не надейся…
* * *До Стены добрался в темноте. Опускался лишь пару раз, когда голод заставлял искать пропитание. Скорость и сила моего нового тела поражали, горную лань я схватил на лету и сожрал, нимало не заботясь о том, что мясо сырое. Я стал хищником: быстрым, сильным и смертельно опасным, и мне это нравилось.
Стена проявилась в темноте белым свечением магии и синими рунами. Зрение дракона видело больше человеческого: теперь я различал каждый штрих на ее поверхности не только в реальности, но и в тонком мире. Я опустился на землю, раздумывая, как поступить. Прошел вдоль Стены, размышляя. Могу ли я преодолеть ее? Замер, недовольно пофыркивая и выпуская пар.
«Сможешь, Линтар…» — голос прозвучал совсем близко, и я неосознанно поднял шипы и раскрыл крылья, готовый к атаке. Но ее не последовало. Посмотрел на точку сторожевой башни. Я видел ее, и даже различал людей, что стояли на смотровой площадке. Такие башни тянулись по всей протяженности Стены, на одинаковом расстоянии друг от друга. Но не думаю, что люди видят меня в темноте.
Так смогу ли я преодолеть ее?
«Ты другой… Новообращенный… На тебе нет цепей…»
Фыркнул, выпустив огонь и озираясь. Стражи башни заметили, засуетились, забили тревожно колокола.
«Первый Дракон! Кто это говорит?» — я выругался про себя и завертелся, оглядываясь. И снова этот голос, только теперь он… смеялся? И еще я осознал пугающую деталь… Голос смеялся в моей голове.
«Он не понимает…» — этот шепот другой, отличный от первого, более хриплый и сухой.
«…Ты пугаешь его, Ориан Ал…»
Я вскинулся и замер, пытаясь осознать.
«Да, Линтар… Теперь ты слышишь…Ты ведь и раньше нас понимал, но теперь способен распознать и позвать на любом расстоянии. Ты можешь преодолеть Стену. Ты — можешь»
Из укрепления башни уже неслась ко мне кавалькада с пиками наперевес. Смелые люди, хоть и глупые. Выпустил в их сторону огонь и взмыл в небо, облетел по кругу и устремился к Стене.
«Не бойся…»
«Я не боюсь» — отозвался я, уже не сомневаясь в том, чьи голоса звучат в моей голове.
Драконы. Это были они.
«Да… Ты не боишься, Линтар…»
Магия Стены разошлась, пропуская меня на земли арманцев. Я описал круг и полетел в обратную сторону. И снова беспрепятственно преодолел барьер, покружил над воинами, развлекся, пролетев над их искаженными ужасом лицами. Некоторые, не выдержав, упали с коней на землю, другие швыряли в меня копья и спускали арбалетные болты. Но подобное развлечение довольно быстро мне надоело и, поднявшись ввысь, я снова полетел в Долину Драконов.
* * *Ориан Ал был у них главным. Сознание драконов теперь стало мне понятным и доступным. Уже четвертый день я находился среди них, охотился на диких коз и горных гаярнов, спал на песке у реки, слушал их рассказы.
Когда я опустился на траву в Долине, они вышли ко мне, чуть настороженно осматривая, протягивая ко мне узкие головы с прищуренными янтарными глазами. Обнюхивали, словно кошки, пофыркивая и выпуская от волнения огонь, который лишь щекотал меня, не причиняя никакого вреда.
«Обратившийся…»
«…первый обратившийся за тысячи лет…»
«…предначертанный…»
«…в нем огонь Первого Дракона, и еще сила…»
«…сила, большая, чем магия…»
